Томас Хетхе - Дело Арбогаста

Исходя из имеющихся обстоятельств, труп доставили на место обнаружения автомобилем. Судя по всему, это произошло в ночь на четверг. Девушку убили часа за два до перевозки трупа на место обнаружения. Из одежды и личных вещей убитой до сих пор ничего не найдено.

Жертве около двадцати лет, рост 1,55 м, телосложение стройное, лицо привлекательное — округлое, с широкими скулами, пухлыми губами, синими глазами. Несколько зубов отсутствуют, волосы рыжеватые, уши сравнительно крупные, кисти рук узкие и ухоженные с длинными ногтями на пальцах.

Сотрудники “убойного отдела” уголовной полиции Фрайбурга уже ночью прибыли на место обнаружения и совместно с тамошней полицией начали искать след преступника (преступников). Прочесав обширный лесной участок, они так и не обнаружили одежду покойной. Уголовная полиция, равно как и местная полиция, ждет помощи от населения в деле обнаружения и поимки убийцы. Прокуратура Грангата назначила добровольным помощникам вознаграждение в 500 марок”.

Первым, что бросилось в глаза Винфриду Майеру, были матовые стекла в комнате для свиданий. Они не только лишали посетителя возможности заглянуть в глубь помещения, но и вовсе заставляли его почувствовать себя в одиночестве, как за шторкой у врача. Решеток видно не было, но Майер полагал, что они наличествуют тоже. Надзиратель закрыл за ним дверь, а другой надзиратель, сидящий на стуле у двери и только сейчас замеченный Майером, кивнул ему, приглашая войти. В комнате стоял простой деревянный стол — прямоугольник, развернутым узкой стороной к двери. За одним концом стола сидел Ганс Арбогаст, стул в другом конце пока пустовал. Стоящую на столе лампу не включили, хотя уже начало постепенно смеркаться.

Лязг ключей и запоров, — а двери здесь, в тюрьме, запирают за тобой постоянно, — привел Майера в возбуждение, причем в бестолковое возбуждение. Подав Гансу Арбогасту руку (тот сейчас был не в наручниках), адвокат сел на место. Прислонил портфель к ножке стула и всмотрелся в своего подзащитного. Арестантский наряд был для адвоката такой диковиной, что ему пришлось постараться, чтобы это разглядывание не стало слишком бесцеремонным. И штаны, и куртка из какой-то грубой материи синего цвета. Но взгляд у Арбогаста, подумал адвокат, спокойный. Судя по всему, переживания последних месяцев понемногу схлынули. Майеру даже показалось, будто Арбогаст смирился со сложившейся ситуацией — или вот-вот смирится.

— Нравится вам мой новый наряд? Здесь носят и красное — но только в штрафном изоляторе. Белое — в предварительном заключении и желтое — те, кем занимается политическая полиция.

— Как ваши дела?

Усмехнувшись, Арбогаст пожал плечами. Как будто этот риторический вопрос требует ответа. Катрин рассказала ему, что его мать после вчерашнего вынесения приговора замкнулась в себе и не произнесла ни слова. Все последние полтора года она вела дела у себя в трактире и навещала его каждую неделю, она держалась так, как будто ровным счетом ничего не произошло. Держалась, хотя посетителей в трактире больше не было. Когда он однажды попытался объяснить ей, что же произошло той ночью на самом деле, она резко пресекла этот разговор.

— Моя жена здесь сегодня уже побывала, — в конце концов сказал Арбогаст.

— Ну и что же?

— Не знаю, что мне ей теперь говорить. Раньше-то она мне верила, хотя и в этом хорошего было мало.

— А сейчас?

— А сейчас она и сама не знает, во что ей верить. И я не ставлю ей это в вину. Ведь со мной — то же самое.

— Что вы имеете в виду? Арбогаст вновь пожал плечами.

— Вы поговорили еще раз с профессором Маулом? Как вам кажется, имеет ли смысл попросить его о повторной экспертизе?

Майер и впрямь позвонил вчера после вынесения приговора в гостиницу профессору и попросил о личной встрече. В этом, ответил профессор Маул, на его взгляд, нет никакой надобности. Голос его звучал в телефонной трубке столь же жестко и непримиримо, как в зале суда. Уже при знакомстве в первый день процесса адвокат обратил внимание на холодные глаза и маленький узкогубый рот эксперта. Но только когда профессор Маул выступил в сгущающихся сумерках со своим заключением о Марии Гурт, адвокат понял, что за страсть заставляет кривиться эти узкие губы. Как рыба, разведывающая стеклянные стенки аквариума, патологоанатом стучался в фотографии с места преступления, словно ища выход в другой и лучший мир, — выход, так и остающийся для него недоступным. В чем он разбирался, так это в том, как люди умирают. И тем гротескней казалась адвокату глумливая живость трепещущих пальцев профессора, когда тот объяснял, как именно лишилась жизни Мария Гурт.