Томас Хетхе - Дело Арбогаста

Катя поглядела в окно — на газон, покрытый теперь уже однозначно белым снегом. Отпила кофе. Даже восковые листья рододендрона были покрыты снежной пылью. Понемногу гостиница оживала, из холла уже какое-то время доносились довольно громкие голоса, а сейчас в ресторан потянулись и первые посетители. Подали завтрак, вся троица принялась за него. Сарразин и Клейн продолжали тихо переговариваться, а за окном становилось все светлее и светлее. Но она пропускала эту беседу мимо ушей. Страх не то чтобы совсем исчез, но почти.

Профессор Маул распорядился, как и каждое утро перед тем, подать себе кофе в номер, после чего покинул гостиницу. Ранним воскресным часом вокзал был совершенно безлюден; профессор не сомневался в том, что не встретит здесь никого, кроме дежурного, который, не произнеся ни слова, прокомпостирует ему билет. Так произошло, но уже потом, на платформе, посыпанной мелким снежком, ему повстречался преподобный Каргес. Священник вышел из-за столба, за которым он укрывался от ветра, и, как нарочно, столкнулся нос к носу со старым профессором. Маул видел Каргеса и в зале суда, а сейчас тот ему кивнул. И Маул с радостью двинулся ему навстречу.

— Вы тоже сегодня уезжаете, господин профессор?

Слегка разозленный тем, что священник не счел должным представиться, профессор все же удостоил его кивком и поставил чемодан наземь.

— Правильно, — продолжил священник, — шансов все равно никаких.

— Вы как в воду глядите, — согласился профессор.

Священник глядел на него с ухмылкой.

— Значит, нам по дороге, — сказал он. — Вы даже не представляете себе, господин профессор, как высоко ценю я вашу работу. И у меня к вам столько вопросов!

Арбогаст повесил висячий замок и осторожно запер дверь гаража. Красные номера, которые он приобрел пару дней назад, чтобы иметь право ездить на “изабелле”, были у него под мышкой. Сейчас. Когда идет снег, машине место в сарае. Грязными сугробами скопился снег на обочине пешеходной дорожки. Небо весь день висело над городом чрезвычайно низко, дым из печей не рассеивался, да и на улицах лежала тяжелая свинцовая пыль. Всю эту неделю журналисты приставали к нему с вопросами, чем он собирается теперь заниматься, в смысле выбора профессии, и каждый раз за него отвечал Ансгар Клейн, да и говорил адвокат одно и то же: трудоустройство Арбогасту гарантировано. А сестре ему пришлось пообещать продать весной машину. Раз он не работает, то и машину не может себе позволить. Ганс Арбогаст на мгновение задержался под неоновой рекламой “Кодака” и осмотрел товар, выставленный в витрине, — фотоаппараты, альбомы, свадебные фотографии, фотопортреты и большой зимний пейзаж на фоне гор Шварцвальда. Раздумывая над тем, где конкретно сделан этот снимок, он открыл дверь, и тут же вовсю загремел колокольчик. В углу — дровяная печь, отводы от которой идут к самой витрине. Он услышал, как снаружи подъехал и остановился мопед. Потом по лестнице, с черного хода раздались шаги, потом открылась внутренняя дверь по другую сторону прилавка и в магазин вошла Гезина.

— Я не слишком рано?

Гезина замотала головой.

— Нет-нет, ни в коем случае, Я как раз наверху уборку затеяла.

— Мне хочется еще раз поблагодарить вас за то, что вы согласились показать мне снимки Марии. Это и впрямь значит для меня очень много.

— Да, конечно. — Гезина на минуту задумалась. — Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Идемте же!

Она подошла к тяжелой портьере, отделяющей лабораторию от магазина, и распахнула ее. Папку фотобумаги она приготовила заранее — на столике возле проявителя, — оставалось разыскать негативы. Арбогаст, который еще ни разу в жизни не был в фотолаборатории, с интересом осматривался. Гезина накинула белый халат. Но не приборы, не ванночки, не полки с фотоматериалами приковали в конце концов его внимание, а маска, висящая над ванночкой с закрепителем. Это была старая шварцвальдская маска из раскрашенного и отполированного дерева — такие он видывал в детстве во время праздничных шествий. Женское лицо с высоченным лбом под черным париком, в который вплетены алые ленточки, смачно намалеванные черные брови, красивой формы нос. Глазные прорези пусты, уста посмеиваются невесть над чем.

— Похожа на ангела, — заметил Арбогаст.

Гезина удивленно посмотрела на него, потом на маску.

— Моя-то масочка? — Она рассмеялась. — Когда целый день проторчишь здесь, тоже порой хочется не видеть ничего, кроме пустоты.