Светлана Силантьева - Мифы о боли. Слабонервным не читать!

– Дочка, ты чего? Напужал тебя кто?

Я проглотила комок набежавших слёз и помотала головой:

– Нет.

– А чего у колодца-то делаешь?

– Пить захотела, – почему-то шёпотом ответила я.

– Эх, и как ты только защёлку открыла! Нюрк, небось ты, когда заходила, плохо калитку заперла.

Соседка дёрнула плечом и недовольно фыркнула:

– Драть их надо больше. Чтоб старших слухались.

– Сейчас пойдём, дочка. Дело у нас с тобой сегодня серьёзное, – бабушка уже ловко крутила ручку ворота, доставая ведро.

– Мы же на речку собирались! – осмелела я.

– Завтра сходим.

– Пить хочу!

– На вот! – бабушка уже достала наполненное до краёв ведро. Поставила его прямо на землю передо мной и слегка наклонила, чтобы было удобно.

Пока я пила, тётка Нюра нетерпеливо топталась рядом, не переставая сетовать на то, что дети нынче не послушные, молодёжь от рук отбилась, не то что в прежние времена. И вообще, куда теперь целое ведро воды девать?

Наконец я напилась вкусной и до ломоты в зубах холодной воды. Бабушка умыла меня и вылила воду под куст, за которым я ещё недавно пряталась. Ведро поставила на бортик.

– Ну, пошли мы, что ли?

– Идите уж! – тётка Нюра махнула рукой. – Я к тебе, Арина, вечером тогда зайду.

– Заходи, – кивнула бабушка. Поправила белый платочек на голове, печально вздохнула и взяла меня за руку.

– Горюшко-то какое! – снова сказала она тётке Нюре вместо прощания.

Несколько минут мы молча шли по грунтовой дороге в сторону окраины деревни. Бабушка всё вздыхала и поправляла платочек. Я, тоже поддавшись её мрачному настроению, всё больше смотрела себе под ноги. И даже не обратила внимания на ватагу мальчишек, с радостным гиком и присвистом пронёсшуюся мимо нас.

– Дочка, я сейчас к соседке зайду, а ты посиди с дедом Колей на скамеечке. Только смотри, больше никуда не уходи. А то домой, в город отправлю!

– Хорошо, бабушка! Я больше не уйду! – сердце моё чуть не остановилось, и я на мгновение даже задохнулась от мысли, что придётся вернуться домой, в город. Мне очень понравилось жить в деревне. Так весело, не то что в городе. Тут и речка, и поля с подсолнухами, и большой магазин, в котором бабушка покупала мне мятные пряники.

– Ну вот и пришли!

Мы стояли перед высоким деревянным забором. Крепким и глухим. Из-за него мне была видна лишь только макушка яблони и краешек серой черепичной крыши.

– Бабушка, а кто тут живёт?

– Потом как-нибудь расскажу. Сейчас вот садись и жди меня.

– Николай, присмотри за малой! – громко обратилась бабушка к мирно дремавшему на скамейке старику. Картуз его лежал рядом. Обширная загорелая лысина блестела в окружении довольно длинных седых волос. Продублённое всеми непогодами смуглое морщинистое лицо было покрыто седой щетиной, а под подбородком повисли старческие дряблые складки кожи. Голова старика покоилась на скрещённых на гладком поперечнике трости руках. Он мирно посапывал в благодатной тени высокого забора.

От резкого бабушкиного окрика старик вздрогнул и на мгновение приоткрыл один глаз. Потом снова закрыл, притворившись спящим. Бабушка подошла к нему ближе и толкнула в бок.

В этот момент из дома послышался истошный женский крик, постепенно перешедший в завывание.

– Тфу ты! – старик резко выпрямился и зло сверкнул глазами из-под кустистых седых бровей. – Опять она за старое взялась! Ну, чего стоишь? Иди уже! – грозно прикрикнул он на мою бабушку.

– А ты, Коля, кричи не кричи на меня – не боюсь я. Ты вон сеструху бы свою пожалел!

– Да чего её жалеть! Столько воды уже утекло! А она всё воет! Не у неё одной война сынов отняла! Ты, Арина, чего пришла? Мыть её или меня уму-разуму учить? Ну и иди ужо! И без тебя учёныя! Чего стоишь тут без толку? – трясущиеся складки кожи под подбородком придавали лицу комичное выражение и делали слова не такими уж и грозными.

Я невольно улыбнулась. Моя маленькая хрупкая бабушка стояла, уперев руки в бока, и, нарочито сердито сдвинув брови, выговаривала в ответ старику:

– Ишь ты, раскомандовался! Командир! Ууу, мужичьё твердолобое! Я-то пойду! А ты вот за рябёнком пригляди. Да смотри не упусти! Садись, дочка, да не робей! Не боись его! Дед Коля добрый! – уже ласково обратилась она ко мне.

Всем видом стараясь показать, что не боюсь, я решительно подошла к скамейке и уселась рядом с сердитым стариком. Он строго посмотрел на меня, пожевал губами, словно что-то собирался сказать, да передумал и снова уложил складки подбородка на скрещённые на трости руки. Закрыл глаза.