Галина Хэндус - Свобода для марионеток. Роман

Олег Громов гордился своим московским происхождением. Он знал из рассказов родителей, что родственники семьи до четвертого колена тоже родились и прожили всю жизнь в столице. Глубже в прошлое след семейной летописи не проникал, потерявшись как за давностью лет и отсутствием документов, так и воспоминаний, передаваемых из поколения в поколение. Последнего представителя фамилии Громовых это совсем не удручало. Наоборот, он даже важничал тем, что может дальше, чем многие другие из его знакомых, проследить генеалогическое древо семьи.

В почти пятьдесят Громов, как это ни странно для русского мужчины, выглядел моложе своих лет. Он посмеивался над такого рода феноменом и говорил, что отец, как детский врач, ему при рождении положил под язык таблетку, замедляющую старость. Олег выделялся среди сверстников не ростом или сложением, а густой шевелюрой без единого седого волоса. Он выглядел всегда подтянутым, с хорошим настроением. Несведущим людям могло показаться, что перед ними стоит неунывающий счастливчик, не знающий, что такое неудачи.

На проспекте Мира, в самой середине Москвы, он жил, сколько себя помнил. Вначале вместе с родителями в просторной двухкомнатной квартире, полученной отцом за долголетнюю работу главным врачом центрального родильного дома столицы, а потом в собственной, в том же доме. Квартиру они купили с женой Ингой на гонорар за первый фильм. Их дом граничил одной стороной с небольшим ухоженным парком и находился совсем недалеко, в десяти минутах ходьбы от Рижского рынка, одного из самых цивилизованных, а не откровенно-криминальных, как другие, рынков тогдашней Москвы. Район был, хотя не совсем тихий из-за шума проезжающих по проспекту машин, но очень зеленый, что весьма выгодно отличало его от многих других кварталов столицы.

Близкое соседство с рынком помогало семье Громовых жить и питаться намного лучше других семей, живущих далеко от оазиса сельскохозяйственных продуктов. Два раза в неделю мать Олега ходила к закрытию рынка и покупала молочные продукты, овощи, мясо, фрукты и зелень когда за полцены, а когда еще дешевле. Продавцы охотно отдавали остатки скоропортящихся товаров хоть за какие-то деньги, чтобы только не везти их обратно.

Мать Олега всю жизнь проработала операционной сестрой на полставки в больнице, где заведовал муж. Зарплаты Громова-старшего хватало, чтобы жена, отработав полсмены, могла навести порядок в доме и присмотреть за быстро подрастающим сыном. Работающая четыре часа в день женщина имела достаточно свободного времени, чтобы порадовать любимых мужчин свежеприготовленной и разнообразной едой. Может быть, поэтому Олег, выросший в родительской любви и на ежедневных свежих продуктах и витаминах, рос здоровым и хорошо сохранился для своих лет, как знать.

Отец Олега умер, не дожив года до 70-летия. Сын поменял две квартиры – свою и родителей, на одну четырехкомнатную, куда перевез враз постаревшую мать. Инга, тогда 30-летняя красивая фотомодель, поначалу протестовала, не собираясь жить вместе со свекровью. Ей хотелось иметь все для себя одной и ни с кем не делиться тем, чего она добилась в жизни – ни успешным мужем-режиссером, ни добротным жильем. Олег прекрасно знал о настроениях жены, но, не желая расставаться с матерью, быстро нашел бойкую соседку по площадке. Та взялась ухаживать за старой больной женщиной и заодно наводить порядок в большой квартире.

Детей у Громовых не было.

По прошествии времени Инга примирилась с решением мужа оставить мать дома, а не отдать в приют для престарелых, куда Олег мог ее устроить, благодаря обширным знакомствам. Интернатов для престарелых в то время в России было совсем немного, места старым людям приходилось ожидать по нескольку лет. Не все дожидались, пока дойдет очередь, умирали от болезней или старости, так и не узнав, как им повезло, что последние дни жизни они провели дома, среди родных, а не чужих лиц. Старики, которые все же попадали в приют, быстро жалели о напрасно прошедших годах в ожидании хорошего места . И умирали еще быстрее. Медикаментов для пожилых людей государство почти не выделяло, последние крохи разворовывались немногочисленным персоналом. Мизерной зарплаты, получаемой за тяжелую работу, на жизнь не хватало, приходилось как-то изворачиваться, чтобы существовать самим и кормить семьи.

Так и осталась мать в семье единственного сына, радуясь, что проживет последние годы в собственной комнате с родными людьми, а не в палате на десять человек. Среди больных старух и витающих в воздухе запахов нищеты, враждебности и безнадежности. Со снохой Ингой у них установились вполне дипломатические отношения. Каждая из них жила своей жизнью, изредка сталкиваясь с родственницей в местах общего пользования или встречаясь за общим праздничным столом.