Кортни Саммерс - Проект

Парень, дрожа, поднимает голову, чтобы убедиться в его приближении.

В груди гулко колотится сердце. Отвернувшись, я с трудом протискиваюсь сквозь стену человеческих тел. Но только выхожу из толпы, как меня поглощает хлынувшая на перрон волна зевак.

Один из них кричит:

– Не делай этого!

Поздно.

Вот уже как год я отвечаю на звонки и электронные письма Пола Тиндейла, составляю график деловых встреч Пола Тиндейла и подаю кофе Полу Тиндейлу. Лорен напоминает мне об этом (словно я сама могла забыть), стоит мне переступить порог «СВО» – как обычно, в восемь утра, с пакетами наперевес. Я красиво раскладываю бублики, круассаны и пончики на кухонной стойке, и Лорен тут же цепляет плюшку из самого центра, разрушая всю композицию. Она, как всегда, безупречна: черные волосы стянуты в небрежный пучок; на лице стильные большие очки в черной оправе; помада ее излюбленного вишневого цвета идеально оттеняет смуглую кожу.

– С годовщиной, новичок, – бросает Лорен, аккуратно откусывает сдобу и отчаливает с кухни.

Слышны низкие раскаты грома – предшественники бури.

Я беру шоколадный круассан и иду к столу, стоящему в углу возле кабинета Пола. По пути миную рабочую зону с перегородками. Кабинки пока пустуют, но через час офис наполнят нестройные звуки: стук клавиш и шуточки. Тут тесновато, но шеф эффективно использует маленькое пространство, ограничиваясь небольшим штатом сотрудников. Два года назад Пол основал журнал на свои кровные, желая публиковать в нем «радикальную точку зрения и свежие дерзкие идеи». С тех пор и платит за него из своего кармана. Надеется, что его нестандартный подход – укоренение за пределами Нью-Йорка и продвижение премиум-контента – в конечном счете окупится и журнал возьмет под свое крыло нью-йоркское издательство, которое позволит Полу и дальше выражать свое виˆдение. Пока же мы оперяемся, предвкушая будущий взлет. И мне радостно, что я буду участвовать в этом.

Я залогиниваюсь на компьютере и просматриваю гугл-календарь. У Пола назначена встреча в обед, с кем – не указано. После этого две телеконференции с потенциальными спонсорами.

Звонит телефон на столе. Я снимаю трубку.

– «СВО». Приемная Пола Тиндейла.

В ответ двадцатисекундное молчание, прерываемое звуком дыхания.

Посмотрев на Лорен, закатываю глаза.

– Молчун? – спрашивает она.

Я кладу трубку.

– Достала уже эта хрень. Кого он в этом месяце взбесил?

– Спроси лучше, кого не взбесил.

Захлопываю календарь, открываю раздел обратной связи и принимаюсь разбирать комментарии читателей. Нам приходят гневные послания, сообщения с конструктивной критикой и – изредка – с похвалой. Я как раз удаляю сообщение с фразой: «Пол Тиндейл – настоящий говнюк», когда он появляется собственной персоной и хлопает в ладоши.

– За работу, народ!

Его лозунг. До сих пор помню головокружительный восторг, когда впервые стала свидетельницей этого ежеутреннего ритуала. Я как-то прочитала о нем в биографическом очерке Пола в «Нью-Йорк Таймс».

Пол подмигивает Лорен.

– Черный, Денэм, – бросает он мне, проходя мимо и ударяя костяшками пальцев по столу. Это он о кофе.

Я иду на кухню и включаю кофеварку. Пытаюсь подавить смущение, вызванное тем, что Пол никак не отреагировал на годовщину работы на него. Я была вне себя от радости, когда тот самый Пол Тиндейл остановил меня после своего публичного выступления в Колумбийском университете. Ради его выступления я впервые осмелилась самостоятельно приехать в Нью-Йорк, и тут же – хоть раз в жизни – была вознаграждена: Пол предложил поработать с ним. Он сделал себе имя в двадцать с небольшим, установив взаимосвязь между рядом нераскрытых дел, что привело к поимке серийного насильника, оказавшегося восходящей звездой политической арены Нью-Йорка. А затем прославился еще больше, разоблачив всех важных шишек, знавших и покрывавших насильника. Я не колеблясь согласилась на работу с ним. Думала, в сказку попаду. В итоге год уже отвечаю на звонки и электронные письма, составляю график деловых встреч Пола и подаю ему кофе.

В двенадцать у Пола встреча с Артуром Льюисом. Мужчина, промокший с головы до ног, приносит с собой дождь. Зонтом он, похоже, нарочно пренебрег: хочет, чтобы всему миру была видна его боль. Костюм висит на нем мешком. Артур похож на юнца, забравшегося в шкаф отца и примеряющего его наряды, вот только он давно уже не подросток. На раскрасневшемся лице с резкими линиями собрались капли дождя, редеющие черные волосы прилипли ко лбу, в глазах полопались сосуды. Блуждающий по комнате проницательный и уверенный взгляд не вяжется с жалким внешним видом. Артур создает странное впечатление, словно оказался здесь не к месту, но в то же время будто только в этом месте и должен быть. Я его почти месяц не видела. В голове проносятся слова соболезнования, слабые и никчемные. В любом случае они не пригодились. Когда мужчина подходит к моему столу, меня накрывает черной пропастью его горя – и я теряю дар речи.