Алексей Биргер - Смерть воды и огня

Акличаг едва заметно кивнул и протянул руку, чтобы принять трубку от Студнева.

— Да? — сказал он.

— Простите ради Бога за ранний звонок, — послышался голос Хованцева, но время не ждет. Скажите, когда вы вчера говорили о своей невероятной догадке, которую рано оглашать, потому что в неё никто не поверит, вы не имели в виду, что за всем этим может стоять женщина… очень красивая женщина?

— Нет, — ответил Акличаг.

— И за все это время, начиная с Англии, вы ни разу не пересекались с красивой женщиной… с ослепительной блондинкой?

— Нет, — коротко повторил Акличаг.

— И не… Может, я туманно выражусь, но вы не ощущали присутствия женщины где-то рядом?

— Ощущал, — сказал Акличаг. — Но это не то.

— Вы имели в виду нечто совсем другое?

— Да.

— Здорового американца? Вы не пересекались с таким здоровым американцем?

— Один американец был в самолете, на котором мы летели в Москву.

— Какой это был рейс?

— Сейчас я передам трубку Вениамину, он продиктует вам данные.

Студнев опять взял трубку и сообщил Хованцеву номер рейса и дату.

— Очень хорошо, — сказал Хованцев. — Спасибо вам. Еще раз извините за ранний звонок.

— Скажи ему, чтобы сегодня после полудня он был очень осторожным, проговорил Акличаг.

— Акличаг говорит, что сегодня после полудня вам надо проявлять особую осторожность, — проговорил в трубку Студнев.

— Я постараюсь, — сказал Хованцев. — Вы тоже ходите с оглядкой.

— Мы сегодня весь день будем дома… если только вам не понадобимся, уведомил Студнев.

— Вот и славно, — проговорил Хованцев.

Студнев положил трубку, а Акличаг встал, снял с крючка под угловым шкафчиком холщовый мешочек, открыл его и, порывшись, достал несколько сухих веточек можжевельника. Взяв чистое блюдце, он аккуратно разложил на нем эти веточки — вроде бы, следя, чтобы они образовывали какой-то знак или фигуру, хотя Студнев не был уверен — а затем поджег их. По кухне потянуло ароматным дымком. Акличаг стоял над блюдцем, вдыхая этот дымок, полуприкрыв глаза, а Студнев следил за действиями шамана, затаив дыхание.

Акличаг поднял ладони на уровень груди, держа их друг напротив друга то ли в символической попытке поймать дым, то ли обозначая для дымка некий воздушный дымоход, по которому этот дымок должен следовать. Студнев ждал, а Акличаг стоял не шелохнувшись — пять минут, десять, пятнадцать… Он словно в статую превратился.

— Что ты чувствуешь? — проговорил он приблизительно через полчаса, когда догорала последняя палочка.

— Я… — Студнев сглотнул.

— Освободись от всего. Так, как я тебя учил.

Студнев постарался освободиться от всего, выбросить из сознания все посторонние мысли. И постепенно перед ним все яснее стала возникать картина…

— Я вижу… — он говорил медленно, вглядываясь в возникающие в его воображении образы. — Я вижу лесной пожар. Очень сильный пожар. И тигра… Да, тигр бежит от пожара, вот он уже выскочил на опушку, на открытое пространство, бежит по сухой горячей траве, которая тоже начинает тлеть, кое-где в траве возникают черные извилистые полоски, от них тянется дым, иногда мелькает крохотный язычок пламени… Тигр летит огромными прыжками, видно, он очень напуган, да и раскаленная земля обжигает, наверно, даже его ко всему привычные лапы… По-моему, он бежит к воде, хотя не уверен…

— Хорошо, — сказал Акличаг. — Это хорошо.

— Что — хорошо? — спросил Студнев.

— То, что мы помогли выкурить тигра из леса. Правда, я ещё не знаю, кто охотник. Но, возможно, детектив прав. Охотник — женщина. Потому что американцу этот тигр не по плечу.

— Какому американцу?

— Который вместе с нами летел в самолете. Неужели не помнишь?