Геннадий Юдин - Самая длинная ночь

Далее было совещание, на котором он ощущал выжимку того, что чувствовал последний час. Он не слышал, что говорит Максим Михайлович, он раненым волком метался взглядом от коллеги к коллеге, пытаясь найти хоть какую-то поддержку, но Ольга смотрела – с неприкрытым ехидным интересом, одинаковые Антон и Михаил – безразлично, Олег – с неприязнью, а Максим – и вовсе враждебно. Поймать взгляд Марины у Остапа не получилось, девушка была в шоке от неожиданно упавшего на нее объема работы, ведь все до одной бумаги Остапа, должны были быть переданы ей, и смотрела в пустоту перед собой. Ему было гадко, она была его другом, а получалось, что его командировка вышла боком именно ей. По окончанию совещания, его коллеги стали постепенно расходиться, Ольга до последнего пыталась навязать Максиму Михайловичу какую-то рабочую беседу, чтобы иметь причину остаться в кабинете, но тот отрезал все ее попытки, велев зайти через двадцать минут.

–Ну что, делай акт передачи на Халитову, и относи, что-то на тебе лица нет, Остап…

–Да не пойму, толи хочется сдохнуть, толи напиться.

–Да, пройдет, такие вещи коллектив всегда тяжело переживает, но они привыкнут, а с Мариной я переговорю, и ты переговори, мы ее в обиду не дадим.

Остап вымученно улыбнулся.

Со всего оперативного состава отдельный кабинет был только у Максима Михайловича, Остапа и Марины, но если кабинеты мужчин, были хотя бы на оные похожи, то помещение, которое занимала молодая женщина более походило на архив, коим по сути и являлось. Было удивительно, как эта девушка сумела упорядочить весь рабочий процесс данного кабинета. Несмотря на обилие папок, дел, картотек, бумаг, распечаток и пыли, все (включая, казалось, и пыль) лежало на своих местах. Марина в этом царстве ориентировалась, как рыба в воде, и на поиск любой информации у нее не уходило больше тридцати секунд реального времени. Как бы не радела Ольга за то, что Марина не выполняет свои обязанности, небольшой архив темноволосой оперативницы по определению не мог вызывать нареканий хоть у кого-нибудь, хоть и формировался ей с нуля.

Сейчас девушка сидела с огромной кружкой растворимого кофе за своим столом посреди железных шкафов и сейфов, отчего казалась еще более маленькой и незащищенной.

–Я знала, что ты придешь, Чикаго, – ее слова прозвучали грустно, девушка поставила кружку с изображением Чипа и Дейла (подарок Остапа, единственная кружка во всем магазине, на которой имелось изображение шляпы, в которую был одет Чип) на какое-то старое и, видимо, ненужное объяснение.

–Марин…

–Остап, да я понимаю, что ты тут вообще не при чем, но просто, блин, – девушка замолчала, – почему я? Зачем так издеваться?

–Марин, там передача формальная, мы с МММ все будем сами закрывать, просто от твоего имени.

–Да тут вопрос-то не в том, кто будет закрывать, вопрос – почему? Я, наверное, заявление напишу, – девушка направила на Остапа бездонный радар своих серых глаз, – заебало!

Оперативник глубоко вздохнул, а затем продолжил:

–Марин, как бы то ни было, я тебя поддержу и пойму.

–Пойдем покурим, – девушка выглядела так, будто вот-вот расплачется.

Они вышли к парковке отдела, Марина накинула на плечи куртку, Остап предпочел выйти в кителе, который так и не переодел после утреннего совещания. Мужчина мысленно подумал, что окно кабинета Алешина, как раз выходит на парковку, и он, вероятно, уже заметил часто курящего оперативника, но прогнал от себя параноидальные мысли, кроме того, мнение руководителя отдела именно сейчас ему было безразлично.

Марина курила на удивление крепкие «Parliament Night Blue», чем всегда удивляла Остапа. Некоторое время они стояли молча, затем девушка вздохнула и начала разговор вновь:

–Посмотрю еще недельку, как пойдет, и уволюсь…

–Уверена? – Остап посмотрел в серые печальные озера ее глаз.

–Да нет, конечно, ты, вот, Чикаго, сам посуди, – девушка выпустила огромный клуб дыма в холодный воздух, – Я сразу после академии пришла работать сюда, ну полгода в ПДН 25 25 Отделение ПДН – занимается правонарушениями и преступлениями, которые совершают несовершеннолетние. Контроль, постановка на учет неблагополучных семей, комиссии по делам несовершеннолетних, лекции в школах. Работа – далеко не сахар. , да, потом оперативная должность. Причем, хрен мне предложили линию Ольки, а она ведь куда ближе чем ей, но это ладно… (глубокая заятжка) И вот мне с двадцати одного года ломают психику переработками, дежурствами и постоянными упреками о том, как я все плохо делаю, до этого, кстати, еще пять лет Академии МВД с постоянными нарядами, недосыпами и курсовыми работами после тех же нарядов. Я все понимаю, тяготы и лишения 26 26 Тяготы и лишения – вырванная из контекста фраза из Дисциплинарного Устава военнослужащих СССР. «Стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы» ( глава 1, пункт 3 ). , бла-бла-бла, злит не это, и дело даже не в том, что можно сидеть на подсосе у начальства и иметь при этом человеческую нагрузку и нормальные премии, ты понимаешь? Злит то, – девушка сплюнула на мокрый асфальт, казалось, внимательно слушавший ее монолог, – что я, кроме этой вонючей оперативной работы не умею больше ничего, от слова совсем. Вот уволюсь я, хорошо. Кому я буду нужна? Куда я устроюсь, дай бог, если папа пробьет должность каким-нибудь клерком в Префектуре или НИИ 27 27 НИИ – научно-исследовательский институт , а если нет? У меня не то чтобы мужа, парня нет! Кто меня будет обеспечивать? Папа, который еле до работы ходит от грыж межпозвоночных или мама на должности библиотекаря? Пиздец, Остап, меня это просто гнетет, я не знаю, что делать… Я, как поплавок барахтаюсь на поверхности пруда, и не могу ни нырнуть, ни взлететь, а просто плаваю на поверхности, как… ты понял. У меня высшее юридическое образование, казалось бы, круто, да, красный диплом, окей? Ага, но юридического стажа у меня – ноль, ибо в этом болоте он не засчитывается, и не могу я быть юристом не поэтому, а потому что я не знаю никакой юриспруденции, я могу только, как попугай запросы делать в морги и областные управления, трупы описывать, всяких алкашей под статью подводить в объяснениях, в прокуратуре делать щенячьи глаза, чтобы за материалы не трахали, дела шить не хуже типографии, а выхлоп какой от этого всего? – Ноль, без палочки! Ни говна, ни ложки! – девушка закончила, Остап прекрасно видел, что ее глаза полны слез, и она нуждается в его поддержке, но ничего вразумительного ответить на ее слова, к своему великому сожалению, оперативник не мог. Марина была права.