Ульяна Жигалова - Горький шоколад 2. Из пепла

На половине Ника поселились два охранника, не позволявшие ей садится за руль, одной выйти в лавку за соком, даже когда она плавала в море, с берега на неё хмуро смотрели два суровых глаза. С Ксенией они почти не разговаривали, и она стала привыкать к их присутствию. Через месяц лица сменились, потом опять. Видимо, вместо премии лучших бойцов отправляют на месяц на легкий труд, для себя решила девушка. Один раз в месяц она посещала врача, здесь к беременности относились проще – никаких ограничений и навязанных схем питания.

От скуки она стала посещать кружок русских эмигрантов, но как только Ник узнал об этом, так тут же наложил свое вето. Осталось море, гимнастика для беременных, общение по скайпу с Ником и Максом, чисто по работе. Ну и испанский, конечно.

Глава 6. За все нужно платить

Где-то назойливо пищал какой-то прибор, не давая вернуться в беспамятство. Во рту все пересохло, спина страшно устала от лежания, а повернуться не давали какие-то трубочки во рту и иглы в руках. Попытка открыть глаза удалась только с третьего раза. Перед глазами был белый потолок, слева – окно за ширмой, справа кто-то стонет и мечется. Дэн попытался кашлянуть и позвать кого-нибудь, потянулся сесть, но сил не хватило. Прибор запищал чаще и громче. Послышались легкие шаги, и из-за ширмы выскользнула тонкая фигура в сиреневом медицинском костюме.

–Тихо, тихо! Вам пока нельзя вставать! – Девушка легко нажала на плечо, укладывая его назад, быстро проверила капельницу.

– Пить! Можно мне попить? – Из-за пересохшего горла голос был сиплым.

– Придет доктор, и скажет можно или нет, а пока так, – и она бинтиком смочила губы, он невольно попытался проглотить воду с бинта, но в рот почти ничего не попало.

– Где я? Что со мной? – Теперь он увидел, что лежит голым, на высокой, как стол, кровати, под ним одна тонкая простынка поверх клеенки, и укрыт он до пояса так же тонкой тканью. Было зябко, неприятно, и затекли все органы.

– Вы в реанимации, вам сделали операцию на сердце, сутки назад. Пока вам еще ничего нельзя. После наркоза может тошнить, а это опасно. Остальное расскажет врач, я не имею права.

– Пить нельзя, можно прополоскать рот, – с трудом выговорил Дэн.

– Хорошо, сейчас. – Медсестра принесла стакан с глотком воды и судок, Дэн набрал глоток, и почувствовал блаженство – казалось вся вода впиталась в язык, – сплюньте сюда, пожалуйста. И потерпите, врач будет через полчаса, он на планерке.

Закрыв глаза, Дэн вспоминал последнее, что было до того, как его поглотила тьма. О, черт! Сергей же сказал, что Оксана утопилась! От этой мысли в груди опять зажгло углем, а приборы сошли с ума. Вокруг забегали люди, что-то кололи, под нос совали нашатырь, но он опять лишился сознания.

Привели в себя его не сразу, боль в груди не хотела затихать, дыхание никак не выравнивалось, и тут кто-то резко хлестнул его по лицу. От неожиданности он открыл глаза. Строгая женщина, лет за сорок, в больничной шапочке и маске, склонилась над ним.

– Стоять! Умирать не в мою смену! Тебя три часа вытаскивали, а ты нам всю работу насмарку! А ну держись, ты мужик или кто!

Я мужик, нет я не мужик, я мудак, думал про себя Дэн, я убийца, зачем меня спасали? Я убил и… Оксану, и своего ребенка! Какое сердце может это выдержать? Вот оно и не хочет служить такому монстру.

Его накачали успокоительными, он либо спал, либо бездумно смотрел на ширму. В палате было три человека, почему-то за ширмой лежала женщина, за другой хрипел старик. Он и не знал, что реанимация внеполовое отделение, и там все равны. Как и для смерти, тупо размышлял он. Пришел ночной санитар, приступил к вечерним процедурам – подмыть больных, сменить простынки. Молодой симпатичный парнишка, делал все быстро и аккуратно. Женщина за ширмой завозилась, стала просить девочку-санитарку, стеснялась. Однако парнишка быстро пресек разговоры, выполнил свою работу, пригасил свет и вышел.

Какая ей разница? Мальчик-девочка? Радовалась бы, что жива. И опять скрутило в узел и грудь и живот – жива, жива, он жив, а … его женщина и ребенок? И слезы потекли по вискам.

Его перевели в палату, приходил психиатр, вел беседы, убеждал что надо жить. Приходили коллеги, приносили апельсины – он смотрел тупо, интересно, почему всегда апельсины? Мысли были вялы, охватила апатия. Есть не хотелось, жить не хотелось. Сергей, детектив, пришел ругаться, злой, как черт. Увидел развалины вместо человека, и ушел, не высказав своего гнева. Приехал Бушуев, молчал сочувственно.