Николай Юрконенко - Белый олень. Часть 2. Стюардесса

И суд, и заседатели, и свидетели, и потерпевшие, все понимают, что изгаляется, сволочь, а сделать ничего не могут. Нет такого закона, чтобы посадить за угон. Иди домой, Коля Днепровский, а по пути ещё покатайся на чужой машине, тебе все равно ничегошеньки не будет. И идёт, и катается, и снова ничего не делают ему. Каково? Вот поэтому-то опускаются у нас руки, поэтому уходят отсюда лучшие ребята-розыскники, поэтому на моем столе лежат сейчас одиннадцать дел, вместо положенных по максимуму трёх, поэтому повешен «глухарь» на дело о твоем втором пилоте, хотя если бы только им одним заняться тогда целой бригаде, можно было иметь кое-какой результат… Вот так-то, дорогой летун! – Хомяков, наконец, перевёл дыхание, взял со стола пачку сигарет, распечатал, протянул Сергею. Тот отрицательно качнул головой. Тогда следователь, щелкнув блестящий зажигалкой, закурил сам, затянулся, сквозь выпущенный из ноздрей дым внимательно посмотрел на гостя:

– Знаешь, почему я так откровенен с тобой?

– Почему?

– Потому, что уважаю лётчиков вообще, потому что изучал твое личное дело, слышал не один отзыв твоих товарищей и начальников и, получается, вроде бы знаю тебя уже давно. И то, что придёшь, знал. Не мог не прийти, верно?

– Не мог, – согласился Сергей, помявшись, уточнил. – Выходит, я тоже каким-то образом проходил по делу?

– Не скрою, проходил, – признался Хомяков. – А что прикажешь делать – служба… Все-таки с Кедровом, и с Коробовым ты пролетал вместе не один год, всякое могло быть… И не успел уехать на повышение квалификации, как все началось. Отрабатывалось множество версий.

– Почему же меня не вызывали сюда?

– В этом не было необходимости. Нам требовалось знать лишь одно: что тебя в это время в Горноозерске не было… – он снова выпустил из ноздрей дым, стряхнул с сигареты пепел. – Итак, я тебя слушаю, Сергей, а то мы что-то в сторону ушли.

– Ты о группе погибших студентов-туристов из Иркутска что-нибудь слышал?

– Это которые на Витиме перетонули?

– Именно.

– Конечно, слышал, – утвердительно кивнул Хомяков. – Помню, кто-то из наших летал туда, разбирался.

– Это к гибели лётчиков никак не липнет?

– А как оно должно липнуть?

– Дело в том, что эту группу забрасывали на площадку Имучен Кедров и Коробов. И мне почему-то кажется, что все эти три события как-то связаны между собой, – высказал догадку Сергей.

– Господи, мой Боже! – подвижное лицо Хомякова скривилось, как от лимона. – Ещё один Эркюль Пуаро выискался! Уж если авария Кедрова и убийство Коробова никак не склеивается, то, как ты хочешь прицепить сюда утонувших на Угрюме дилетантов-водников?

– Ну, во-первых, ты не знал Кедрова, а я его знал, как самого себя. Знаешь, какой это был лётчик?

– Лётчиком он мог быть асом, а водителем – посредственным, – отпарировал следователь. – Давай дальше.

– Женьку убивают из-за кошелька и часов – это плохо вяжется, могли бы просто избить и отобрать.

– Снова разрушаю тебя: вышеупомянутого водителя Совко убили из-за ношеной шапки, старых унтов и видавшей виды вашей аэрофлотовской куртки. То есть, из-за того, в чем шофёры ходят в рейсы. Так-то, дружище… – снова пыхнул дымом Хомяков. – Не тебе мне рассказывать, не мне тебя слушать про грабежи да убийства. Сейчас такое времечко, что за сигарету пришибить могут.

– Третье, – не унимался Сергей. – Эти, как ты их называешь, дилетанты, путешествовали не первый раз, какой-никакой, а опыт все же имели. А тут из пятерых не спасся никто. Подозрительным тебе это не кажется?

– Отнюдь, – заявил без тени сомнения следователь. – Заснули где-то на тихом плёсе, на реке знаешь, как после города спится, а их тем временем и вынесло на порог. Хряпнуло о боец, разбило плот. Кого-то сразу убило, кто-то пытался выплыть, да со сна наглотался воды, вот и всё… Дело тут, Серёжа, ясное: не знаешь фарватера сложной реки, не имеешь лоции или опытного проводника – нечего соваться! Наши, я припоминаю, узнали: это самая группа даже в Бюро по водному туризму не зафиксировалась, а значит – анархисты. Понимали, что официальное разрешение им, таким, никто не даст, поперлись сами. А где анархия, там и трагедия. С Витимом шутки плохи, я в тех местах бывал, знаю, – Хомяков наморщил лоб, что-то припоминая, потом проговорил быстро. – Что же ты тогда к этим трём случаем четвёртый не подверстываешь?

– Это ещё какой? – не понял Сергей.

– А когда на трёхтысячнике перевела Кода'р погибло сразу шестеро скалолазов – три связки. Ребята, я слышал, там были опытные, почти все мастера спорта, Кавказ вроде покоряли, а погибли у нас, на среднем сложняке. И случилось это тоже где-то в начале сентября.