Мной овладела ярость. Я царапал дверь передними лапами и беспрестанно лаял, но в какой-то момент услышал, как укрывшийся за закрытой дверью мужчина расхохотался, и умолк. Девочка что-то сказала. Послышался звук шлепка.
— Не надо, не надо, не надо, — запричитала старуха.
Мужчина прикрикнул на нее, но шлепков я больше не слышал — все стихло. Я направился в противоположный конец двора, и шел, пока позволяла веревка. Натянул сильнее, еще сильнее, но от этого снова стало темно в глазах, и я прекратил попытки. Вернулся к столбу и принялся грызть узлы, но ничего этим не добился, хотя должен сказать, что в деле грызенья я большой мастер. Веревка оказалась слишком толстой, а узлы — большими и твердыми.
Наступила ночь, вспыхнули звезды. Я по-прежнему грыз, но не узлы вокруг кольца на коновязи. Отойдя в тень, я повалился на спину и трудился над веревкой как можно ближе к петле на шее. Из дома долетали запахи готовившейся на огне еды, и хотя мне в самом деле сильно хотелось есть, грызенье притупляло голод. И куда же я продвинулся в своем занятии? Мне казалось, достаточно далеко. Если грызть веревку, можно понять, что она не единое целое, как, например, кость. Веревка состоит из отдельных прядей, и если хорошенько поработать над каждой, они расходятся. Но достаточно ли сильно я грыз? Оставалось в это верить. Я уже чувствовал, как пряди одна за другой уступают моим зубам. Пройдет немного времени, и…
На холме за домом вспыхнул свет фар; лучи, спускаясь, описали широкую дугу, и во двор въехал грузовик вроде тех, что работают в единой службе доставки посылок. Водитель вылез из кабины — не может быть, неужели это он? — взбежал на крыльцо и постучал в дверь.
Я впился в веревку изо всех сил, но грызенье особенная вещь — этот процесс нельзя заметно ускорить. Я старался как мог. Разорвана прядь, другая и еще одна…
Входная дверь отворилась, из дома полился свет. И я разглядел отца девочки и еще одного мужчину, намного крупнее его, с бачками, в бандане, нос с горбинкой — нет сомнений: Джокко. Между ними показалась девочка, но отец втолкнул ее обратно в дом.
Я перекатился на ноги, вскочил, отбежал на полную длину веревки, натянул, и она поддалась. Пряди рвались одна за другой, лассо слабело. Скоро я буду свободен! Свободен и убегу! Я слышал, как лопались пряди. Но в это время откуда ни возьмись возникла странная штука и опустилась мне на морду. Я тряхнул головой, пытаясь освободиться, и не сумел. Что-то щелкнуло, будто закрывающаяся застежка. Сильная рука дернула за намотанную вокруг моей шеи веревку так, что моя грудь приподнялась над землей. Я извернулся, стараясь укусить обидчика, кем бы он там ни был.
Но оказалось, что укусить невозможно — на носу и челюстях замкнулось что-то вроде клетки. Я и пасть-то мог с трудом открыть. Джокко держал меня так, что на земле стояли только задние лапы.
— Ты только посмотри, — сказал он. — Практически перегрыз чертову веревку. — Свободной рукой он дернул за нее, и последняя прядь лопнула — длинный конец остался на земле.
Вот как я был близок к цели.
— Es muy malo [40] Он очень злой ( исп. ).
, — сказал фермер.
— Да говори ты, ради Бога, по-английски.
— Он очень злой.
Намордник, вспомнилось мне. На меня никогда не надевали намордник, но я видел такие на других мне подобных, и они при этом не испытывали никаких приятных ощущений. Кусаться стало невозможно, но разве это означает, что я не могу бороться? Я гавкнул, не очень громко, поскольку намордник вдавился в горло, и ударил Джокко передними лапами.
Я угодил ему прямо в щеку. Хороший получился удар, так что брызнула кровь. Джокко качнулся назад, но не выпустил обрывка веревки — того, что был накручен мне на шею. Я снова ударил его лапами, на этот раз в горло, и веревка стала выскальзывать из его руки. Развернувшись, я почти вырвал у него веревку, когда сбоку со здоровенной палкой ко мне подкрался фермер. Я заметил его, но было поздно.
Сан-Диего, какое прекрасное место! Я не сразу перестал загонять Берни на берег.
— Ради Бога, Чет, я же умею плавать!
Потом мы стали выходить в море на доске для серфинга.
— Думаешь, старина, ты удержишься?
Оказалось, удержался. Волны поднимались все выше и выше, я скользил и скользил и наслаждался, как никогда в жизни, пока не сорвался, долго летел и ударился о жесткую землю пустыни.
Землю пустыни? Сердце екнуло. Я открыл глаза, но вокруг была темнота. Может, я что-то напутал, но не сомневался в одном: это не Сан-Диего — вокруг никаких звуков, какие бывают во время серфинга. Такие звуки ни с чем не перепутаешь: они необычайно громкие, я усвоил это во время нашей поездки в Сан-Диего.
Читать дальше