Елена Гордина - Закадычная соперница

«Значит, мои дела не так уж и плохи», — немного успокоилась Елена, пытаясь приободриться. Больше всего ее пугало, что она никак не могла вспомнить, что же с ней случилось. Она отлично помнила, как зашла в душ, включила (или нет?) воду, а дальше была пустота. Неужели она поскользнулась на мокром кафеле, да так, что разбила себе голову, лицо и руки?

И где тогда Витя? Почему он не рядом?

«Реанимация! — вспомнила Голубева и облегченно вздохнула. — Его сюда просто не пускают. Наверное, он сидит возле палаты и страшно волнуется. Значит, надо сообщить, что я жива и в сознании». Голубева повернула голову влево и, пересилив подкатившую тошноту, уставилась на красную кнопку. Попыталась дотянуться до нее рукой, но тут же бросила эту затею. Руки ужасно заныли, да к тому же кисти и даже запястья были в гипсе. Тогда она попыталась дотянуться до кнопки носом, но опять безрезультатно, голова оказалась такой тяжелой и неподъемной, будто весила целую тонну.

«Плевать! — зло буркнула Елена про себя. — Подожду».

Ждать ей пришлось долго. Естественно, часов у Голубевой не было, за временем она не следила, но ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем дверь распахнулась и в палату зашла пожилая женщина с какой-то колбой в руках. Она равнодушно взглянула сначала на ее соседку, а потом перевела взгляд на Голубеву.

— Как вы себя чувствуете? — врач подошла к Елене и улыбнулась. Ее английская речь была очень беглая и с каким-то не понятным для Голубевой акцентом. — Молчите, молчите. Вы же все равно не можете говорить.

Голубева не понимала половины слов, ей ужасно хотелось узнать, что случилось, но она не могла произнести ни звука, и это ее страшно раздражало.

Женщина проверила капельницы, подключенные к ее рукам, сначала одну, затем другую, причем все это время она беспрерывно говорила:

— Теракт, жертвы, челюсть, сотрясение мозга, — выловленные Голубевой из общего потока слова хотя бы немного прояснили картину.

«Значит, теракт», — Голубева до последнего не хотела принимать этот факт. Одно дело, когда ты думаешь, что поскользнулась на мокром кафеле, и совсем другое — когда узнаешь, что стала случайной жертвой каких-то отмороженных придурков. «Хорошие путевки, стопроцентная безопасность, — хмыкнула она, — спасибо, Витя».

«А где же Витя? — напряглась Елена, уже начиная понемногу приходить в адекватное состояние. — Жив ли он? Почему меня не ищет?»

Голубева насколько смогла приподняла сломанную руку вверх, чтобы привлечь внимание врача.

— Что? — довольно быстро заметила женщина.

Елена бессмысленно сделала страшные глаза, помычала немного, а потом едва не расплакалась от бессилия.

— Ничего не пойму, — женщина развела руками. — Наверное, вы спрашиваете про кого-то из родных?

Голубева утвердительно кивнула головой и тут же сморщилась от сильной боли в затылке.

— Хотите, я принесу вам списки погибших? — предложила врач, но Лена поняла только «списки погибших» и снова утвердительно кивнула. Женщина тяжело вздохнула, сделала несколько кругов по палате, поправила одеяло на соседке и наконец ушла.

Голубевой показалось, что ее очень долго не было, хотя вполне возможно, что она просто потеряла ориентацию во времени. Когда врач вернулась, Лена уже пребывала на грани истерики.

— Вы хорошо видите? — врач протянула ей два листа с мелко напечатанными фамилиями. — Первый список — убитые, второй — раненые.

Голубева впилась глазами в латинские буквы. Первый список оказался чудовищно длинным, 11 фамилий и имен, а в скобочках страна.

«Олег Вертинский (Россия)», — прочитала Голубева, буквы запрыгали перед глазами, она почувствовала, что ей снова стало нехорошо. Виктора Жданова и Татьяны Вертинской она не нашла ни в одном из списков, их не было ни в убитых, ни в раненых.

— Нам каждый день приносят новые имена, — врач, внимательно наблюдавшая за реакцией пациентки, тяжело вздохнула. — Вы нашли здесь своих родных?

Лена отрицательно покрутила головой.

— И слава богу! — искренне обрадовалась женщина. — Значит, они живы. Я поставлю вам снотворное, вам надо отдохнуть, — объяснила врач и, сделав укол, вышла из палаты.

Голубева уснула.

Как же медленно тянется время, особенно когда нечем заняться, ничего делать нельзя и даже поговорить невозможно! Рыдать все время тоже надоедает, заламывать руки от горя в принципе нереально — руки-то в гипсе, поэтому Голубева уже совершенно устала и измучилась в этом госпитале. Говорить Елена не могла до сих пор, мало того что у нее была сломана челюсть, так, оказывается, еще повреждены голосовые связки и даже выбита пара зубов, на месте которых сейчас и стояла спица. Даже шептать было невозможно, и это именно тогда, когда ей больше всего на свете хотелось спросить о судьбе Виктора. Голубева еще пару раз просила списки пострадавших во время теракта, но фамилии «Жданов» так и не обнаружила. Теперь списки разбили и по половому признаку, на «м» и «ж», а поскольку родных женского пола у нее здесь, к счастью, не было, все последующие дни Лена просила только «мужские» списки.