Эрик Сунд - Стеклянные тела

Он закрыл глаза и принял решение.

– Не делай ничего, о чем потом пожалеешь, парень! – Тот же голос, который только что звал его. – Все в порядке!

Симон вспомнил того психолога, который говорил, что лучше всего ему было бы уехать куда-нибудь и немного отдохнуть. Уехать отсюда.

В Витваттнет.

Симон сделал глубокий вдох. Дайте мне умереть, как я хочу, подумал он.

– Нет, все совсем не в порядке, – устало ответил он и шагнул в воздух. – Идите к чёрту.

Симон перевернулся в воздухе, увидел, как приближается жесткий асфальт. Он был стеклом, которое сейчас разобьется; тысячами проходили воспоминания. Одно, одно и несколько, одно наплывало на другое, все быстрее, и все быстрее он несся вниз, к Фолькунгагатан.

Жизнь, лишенная хронологии.

Симон в костюме: конфирмация. Событие, которое он потом отрицал всю свою короткую жизнь.

Симон в песочнице. Кто-то забрал его ведерко, он плачет. Мама сидит спиной к нему. Курит. Болтает. Курит. Болтает. Курит. Курит. Курит. Противный запах.

Симон в седьмом классе. Болит живот. Не может ответить на вопрос. Описался. Все смеются.

Симон один дома. Мастурбирует на мамино белье. Потом стыдно.

Симон играет со спичками за школой. Один, как всегда.

Пожарная команда и заголовки в газетах. «Пироман все еще на свободе».

Никто не знает. Только он.

Симон в магазине «Консум». Ему пять лет. Хочет купить конфет на краденые пять крон. Мама здесь, деньги жгут руку.

Стекло дало трещину. Трещинами пошло сознание.

Симон у дедушки в Витваттнете.

Симон встречает Эйстейна.

Симон Светоносный.

Симон неверный.

Симон Петр.

Симон Кананит.

Симон Зелот.

Симон, отец Иуды.

Симон, брат Иисуса.

Симон лжет, всегда выкручивается, заметает под ковер, выбирает путь наименьшего сопротивления, учится манипулировать, и отчаянный страх разрывает грудь.

Маленький мальчик, который не хочет взрослеть, но который ненавидит быть ребенком.

Вообще не хочет быть.

Слишком одаренный для обычной работы. Высокомерный. Неверно понятый. Ленивый. Любопытный. Иногда амбициозный. Симон нигилист, медиократ, мизантроп, сатанист. Симон, который объявляет себя мусульманином только потому, что его отец ненавидит мусульман.

Часто напуганный.

Иногда – напуганный до смерти.

Иногда объятый страхом.

Но никогда не бесстрашный.

Никогда не уверенный.

Никогда не сытый.

Всегда голодный.

Спит по нескольку суток подряд. Забывает поесть.

Ищет героин. Влюбляется.

Держится подальше от людей.

Сидит дома.

Выжидает.

Терпит.

Он видел шеренги мертвых подростков, которые претворили свои мечты в реальность, а он сам – не решился. Умерших вместо него, принявших на себя его боль и сделавших ее своей болью.

Симон кромсает себя.

Симон кричит.

Симон счастлив.

Но сейчас ему стыдно. Хочется просить прощения.

Симону жаль губить свою жизнь, ему вдруг не захотелось умирать. Захотелось начать сначала, сыграть еще одну партию с девочкой по имени Ванья, которая сказала, что хотела умереть, но передумала, потому что впервые поняла, что такое любовь. Которая сказала, что любит его, после неудачного траха на берегу, на влажном песке возле Энгельхольма.

Сказала, что любит его за то, что он такой, какой есть.

Ванья, которая могла бы прийти к нему домой, но не пришла.

Столь неубедителен он оказался.

Он растратил свою жизнь на бессмысленность.

Пугливый, как бродячая собака, подумал он, и это было, как если бы страх пережил его.

А асфальт – это всё.

Стекло, бывшее Симоном, разлетелось на миллиарды осколков о загаженный тротуар Фолькунгагатан.

Он решил держать это большое пространство бывшего барака свободным от живописи. Вместо картин здесь стояли книжные шкафы, стол и пара кресел, ателье же располагалось за следующей дверью. Он распорядился сломать стену между бывшей кухней и бывшим залом заседаний; теперь вдоль стен тянулись полки – частично с выставленными на них набросками и начатыми картинами, частично с материалами для живописи. И еще – банками с красящими пигментами, свинцовыми белилами, ультрамарином, ализариновым красным и кадмием желтым, глиняными кружками с олифой и льняным маслом.

Жестяная бочка, куда бросать тряпки, поскольку льняное масло и терпентин способны самовозгораться.