Наталия Антонова - Неловкая поступь смерти

– Но почему? – возмутилась она. – Познакомишь меня со своей тётей Ирой.

– Она мне не тётя.

– Всё равно! – Вероника притопнула маленькой ножкой.

– Рано ещё, Бубенчик.

– А когда же будет в самый раз?

– Я сначала расскажу тёте Ире о тебе. Подготовлю, так сказать, почву. А потом уже пойдём к ней вместе.

– Вечно ты, Мишка, осторожничаешь, – сердито отмахнулась от него девушка.

– Так я же хочу как лучше, – начал оправдываться он.

– А ты знаешь, Мишка, что благими намерениями выстлан путь в ад.

– Типун тебе на язык! – почему-то испугался он.

– Так это не я придумала, – пожала плечами Вероника и велела: – Ладно, проводи меня домой. А то уже поздно.

– Пошли. – Он обнял её за плечи, и они зашагали в сторону её дома.

За окном шёл холодный дождь. Тёплое бабье лето сменилось неожиданным похолоданием.

Хороший хозяин в такую погоду собаку на улицу не выгонит, говорят в народе. Вот и следователю Александру Романовичу Наполеонову, который для друзей был Шурой, не хотелось покидать тёплую дежурную часть отделения. Впрочем, не ему одному, всем дежурившим в эту ночь сотрудникам.

Эксперт Афанасий Гаврилович Незовибатько кемарил, и виделась ему его жена Оксана. Вот она вплыла в гостиную и поставила на стол большую тарелку с варениками и сметану.

Оксана у него удивительная, и умная и красивая, и хозяйственная. И не пилит никогда ни из-за денег, ни из-за того, что на работе муж пропадает и днём и ночью. Многие коллеги ему откровенно завидовали, говоря по поводу и без повода, везёт же некоторым. Незовибатько и сам был уверен, что ему повезло с женой. Да и с тёщей тоже. Не мог он пожаловаться и на тестя. А дети это вообще святое.

Афанасий Гаврилович сладко вздохнул и открыл глаза.

Судмедэксперт Зуфар Раисович Илинханов, который почти всегда читал специальную литературу, закрыл книгу и обвёл взглядом окружающих.

А старший лейтенант Любава Залеская читала очередной детектив.

«Мало ей в жизни криминала», – думал Наполеонов, глядя на строгое девичье лицо с милыми ямочками на щеках.

У Любавы было два любимых героя – Пуаро и начальник отдела убийств Василиса Никитична Воеводина, которая была не так уж намного старше Любавы, но успела побывать в двух горячих точках.

Фотограф Валерьян Легкоступов смотрел вроде бы на дверь, но Наполеонов точно знал, что Валерьян был погружён в свои мысли и думал он, скорее всего, о фотографиях, которые были для него и работой, и хобби.

В этом высоком красивом парне было что-то от сказочного витязя. Его глаза сейчас напоминали серые прибрежные камни, омытые речной волной.

Глядя на Легкоступова, Шуре порой хотелось воскликнуть: «Да ладно, таких в реальности не бывает!»

Однако он был. Шура вздохнул и перевёл глаза на следующего сотрудника.

Оперативник Аветик Григорян, самый молодой из группы, старательно разгадывал очередной кроссворд.

А судмедэксперт Зуфар Раисович Илинханов не уставал над ним по-доброму подшучивать, вот и сейчас он обратился к Григоряну:

– Аветик, не иначе как ты собрался «Поле чудес» покорять.

Григорян молча отмахивался – не мешай, мол.

– Ну ты хоть привет от меня Якубовичу передашь? – не отставал Зуфар.

– Передам, передам, лучше скажи слово: русская народная обувь – шесть букв.

– Лапоть, – вклинился в их разговор Славин.

– Сам ты лапоть! Ой! Спасибо! Подходит!

Аветик только собрался загрузить Илинханова очередным вопросом, как раздался звонок на пульт оперативного дежурного.

Следователь Наполеонов снял трубку.

– Полиция?! Пожалуйста, скорее приезжайте, – прокричал молодой срывающийся мужской голос. – Убита женщина, – он всхлипнул и назвал адрес.

– Убийство, – произнёс Наполеонов, – едем.

Все молча поднялись, и через несколько минут полицейский автомобиль с включённой мигалкой нёсся по залитым дождём улицам.

Серый особняк монолитной глыбой выплыл из темноты. Ворота были открыты. В нескольких окнах горел свет. Едва автомобиль остановился, как с крыльца сбежал человек. Свет от фонаря упал на его лицо, и первое, что бросилось в глаза следователю, были огромные, в пол-лица, перепуганные голубые глаза парня, они буквально сияли на белом, как лист бумаги, лице. Чувствовалось, что он изо всех сил старается не заплакать.

Полицейские выбрались из машины.

– Наполеонов Александр Романович, следователь, – представился Наполеонов.

– Миша, простите, Муромцев Михаил Иванович.