Ян Мортенсон - Кубок Нерона

На сей раз угощал я. Провиантом запасся на Эстер–мальмском рынке. Если есть на земле благодатное местечко, этакое преддверие рая для гурманов, то искать его надо, пожалуй, именно здесь. На этом рынке найдется все, что душе угодно. Нежные куропатки, пестрые с конские и упландские фазаны. Иссиня–черные глухари из сибирской тайги. Карельские медвежьи окорока. Кряквы с зеленовато–блестящими головками и сизые голуби, что в августе на рассвете, хлопая крыльями, снимались с жировок на гороховом жнивье среди перелесков Сёдерманланда и с глухим стуком падали наземь под ружейными выстрелами. Говяжья вырезка, вся в нежных прожилках, пухленькие цыплята, даже отдаленно не знакомые с морозилками и пластиковой упаковкой. И, разумеется, рыба. Оцепеневшие, поблескивающие зеленой чешуей щуки из залива Сальтшён, упитанные окуни, нежная, жирная лососина. Горы зелени. Пирамиды глянцевитых яблок. Немыслимо алым цветом, словно пришедшим с ренессансных полотен, светится подле золотистой морошки клубника. Связки чеснока свисают со стояков. Земля Гесем, истекающая ароматами и зрительными впечатлениями.

Идти по каменным плитам мимо прилавков и просто смотреть — для меня уже волнующее событие. А что до многочисленных соблазнов, так лучше всего избавляться от них по способу Оскара Уайльда. То есть идти у них на поводу. Что я и сделал, на сей раз тоже.

Начали мы с икры ряпушки. В большом рыбном ряду была и крупнозернистая форелевая икра, и мягкая сиговая, но я остановился на своей любимой, которая, на мой взгляд, куда вкуснее даже русской. Я подал ее в половинках авокадо. Хрусткая, красновато–желтая икра, каждое зернышко чувствуешь на зубах. И зеленовато–желтое мягкое авокадо, консистенцией напоминающее застывшее масло. Затем норландекий лосось горячего копчения с отварным картофелем и тающей во рту подливкой. Причем свежайший. Коптился у меня на кухне. Новое приобретение, предмет моей гордости. Финская штука, называется «Эресаву» и вмещает два крупных лососевых филе или четыре рыбки поменьше. Помогает мне творить чудеса кулинарного искусства.

Подал я и сыр. Для гостей он у меня всегда наготове. Твердый вестерботтенский, до того острый, что все нёбо горит. Мягкий, почти жидкий бри и бессовестно рассыпчатый горгонзола. А для полноты картины вино — «бордо», к примеру «Шато–Смит–От–Лафит». На десерт я выбрал нынче ванильное мороженое с шоколадом. Знаю–знаю, это банально и по–детски, но разве нельзя иногда позволить себе ребячество? От этого жизнь гораздо веселее. Бледно–желтое ванильное мороженое и темно–коричневый, почти черный, горячий шоколад, от которого мороженое тает. Ваниль и шоколад. Изысканное сочетание. И чуточку сухого хереса, чтобы сбить сладость.

— Да-a, мы с тобой много вместе хлебнули, но эта история побила все рекорды,— задумчиво сказал Калле, раскуривая одну из моих кубинских сигар от Дави–доффа.

Было это уже после обеда, когда мы расположились в креслах у камина. В камине пылал огонь, в густавиан–ском кофейнике дымился черный как ночь горячий кофе. На серебряном блюдечке лежали тоненькие пластинки «After Eight». Мятный вкус шоколада изысканно оттенял легкую кофейную горчинку.

— На днях я получил протокол из Нью–Йорка. Любопытное чтение.— Калле посмотрел на меня.— Ты хоть понимаешь, что в этом запутанном деле был на волосок от...

— Понимаю,— сказал я, разливая кофе по тонким майсенским чашкам, которые принес из магазина. Не то чтобы Калле знал толк в фарфоре и эстетике, но мне они нравились, да и кофе куда вкуснее в тонких чашках, чем в толстых кухонных кружках.— Такого количества пистолетов я за всю мою жизнь не видал да и в такие переплеты не попадал. Бог свидетель.

— За тобой охотилась мафия. И жена свергнутого диктатора со своей шайкой. Ну и еще кое–кто.

— Ты имеешь в виду Джима Андерсона?

— Гм. Сперва я думал, у него вроде как blackout [68] Помрачение рассудка (англ.). . Вырубилось что–то в башке, когда подвернулся этакий шанс. Но, судя по тому, что пишут американцы, он, видимо, все продумал. И просто ждал удобного случая. Ведь он руководил расследованием. Все нити из Сантинаса и от генерала сходились к нему. Он единственный знал, каков размах этого дела, как много было украдено. И пошел по стопам Карлоса. Решил урвать себе кусочек пирога. Причем заметь, действовал весьма ловко.

— Что бы случилось, если б вы не подоспели вовремя? Если б ты поднялся в квартиру и увидел там, что Ли и женщина убиты, а я сижу на диване с простреленной головой и в руке у меня пистолет. Джим Андерсон ушел бы черным ходом, и вы так никогда и не разобрались бы по–настоящему в происшедшем.