Ласло Дюрко - Под сенью смерти

Трокан забыл про больную ногу.

Йован Киш бросает взгляд вниз, на пристань. Его голубые глаза холодны, как у мертвеца.

— Результат ничего себе: у нас четверо убитых, у них — все до одного. Можешь представить, какую взбучку устроил мне командир. У них при себе не оказалось никаких документов и вообще ничего, что могло бы навести на след.

«Если хотите получать „языков“, то давайте мне разведчиков, а не партизан», — заявил я командиру. А он бил себя по голове кулаками, топтал ногами фуражку. «Где я их тебе возьму, поганый твой бог?! — орал он. — Чтоб тебя в дышло, черта-дьявола-сифилитика! Ему людей доверили, а он их под пули подставил! Чтоб тебе, выблядку, до конца дней со своей бабкой, старой курвой, валандаться, если уж с таким пустяком справиться не можешь! Разложи ты в зад того недоумка, который тебя на свет породил!» Ругаться он был большой мастак.

Конечно, командира можно понять: он любил ребят, которые в той стычке полегли. Ведь они второй год вместе сражались бок о бок.

С пристани поднимаются к погранзаставе оба сыщика. Длинный несет футляр с просвечивающим аппаратом.

Йован Киш ухмыляется.

Он видит, что рубашки на них взмокли от пота. Жара стоит невообразимая.

— Да и откуда ему было взять разведчиков? — говорит Киш, обращаясь к капитану Трокану. — Нас и всего-то было раз-два и обчелся.

— Прошу прощения, что заставили ждать, — говорит худющий сыщик. Белым носовым платком с синей каемкой он вытирает потное лицо.

— Такая уж служба, — замечает в их оправдание Трокан.

Йован Киш хотел бы знать, позвонят ли они в Белград после его отъезда.

Он смотрит на пристань. Сержант Булатович сидит на белой скамейке. На шее у него болтается бинокль.

— Естественно, говорит Йован Киш.

Для Йована Киша смерть так же естественна, как и жизнь.

Смеркается, когда Киш приплывает в Будапешт. Пообедал он в Байе: две порции ухи по-венгерски и лапша с творогом. Он любит рыбу.

«Ласточка» плавно скользит под мостами. Кишу нравится этот город. Вена ухоженнее, элегантнее. Будапешт напоминает красивую женщину, которая в своей манере одеваться допускает небрежность. В этом секрет ее обаяния.

Лишь Белград он любит больше. В Белграде он дома.

Позади остается остров Маргит. На Римском берегу, у мотеля для водников, «Ласточка» трижды подает музыкальный сигнал: несколько тактов из увертюры к «Кармен» Визе оглашают округу.

Когда Киш причаливает, на берегу его уже поджидают комендант мотеля «Дружба» и его жена. Мотель служит будапештским местом отдыха для иностранцев, приплывающих своим ходом.

— Наконец-то к нам пожаловал добрый старый постоялец, — приветствует Киша комендант.

Весом в центнер, комендант рядом с Йованом Кишем производит впечатление гнома. Он страдает астмой, дыхание из груди его вырывается со свистом. Супруга его тянет килограммов на девяносто. Волосы она красит в черный цвет, а ногти — в красный.

— Худой грош скоро с рук не сбудешь, — усмехается Киш.

Йован Киш родом из Нови-Сада. Отец у него венгр, мать — хорватка, двоюродные братья — немцы. Киш в совершенстве владеет этими тремя языками.

Коменданту он привез в подарок бутыль домашней сливовицы. Жене его — духи в шикарном флаконе. Обоим детишкам — большущую коробку шоколада.

Такие жалкие подачки окупаются. Йован Киш это прекрасно понимает.

— Правила у вас прежние?

Киш каждый год наведывается в Будапешт.

— Все у нас по-прежнему, — отвечает комендант. — Впрочем, на вас никакие правила не распространяются. Вам, господин Киш, здесь все дозволено.

Йован Киш ухмыляется. Голубые фарфоровые глаза его безжизненны.

— Таких слов мне не говорите. А то вздумаю приударить за вашей почтенной женушкой.

Черноволосая женщина визгливо смеется. В ушах ее подрагивают золотые серьги-колечки. У коменданта от смеха колышется живот.

Оба они симпатизируют Йовану Кишу.

Киш принимает в мотеле душ. Затем у себя в каюте открывает банку консервированной ветчины. Режет кружками помидоры, огурцы, лук. Посыпает солью, заправляет уксусом и растительным маслом. Наливает себе большой стакан красного вина.

Сгущаются сумерки. На берегу загораются огоньки. Йован Киш долго наблюдает за набережной. Берет бинокль и тщательно обшаривает взглядом каждый дом. Под ивой целуется молодая пара.

Киш не обнаруживает ничего подозрительного. И все же нутром чует опасность.

Почему его обыскали на границе?

С последним стаканом вина он принимает снотворное. Вот уже двадцать лет он засыпает только со снотворным.