Наталья Александрова - Стеклянный сад. Щит царя Леонида

А что? Он мужчина видный, представительный, в подходящем возрасте – не мальчишка сопливый, но и не старик. Опять же какой-никакой, а начальник.

Сама Антонина тоже была ничего себе – совсем еще не старая, подходящей комплекции и вполне аппетитная, прямо как ее пирожки.

Иван не раз подумывал о том, чтобы все эти намеки и взгляды как-нибудь реализовать, но для этого нужно было что-то выдумывать, искать место и время, сочинять какое-то правдоподобное объяснение, а он по природе был чрезвычайно ленив. Лень была самой сильной стороной его натуры и явно перевешивала тягу к удовольствиям.

И вот сегодня судьба, казалось, сама подбросила ему подходящие обстоятельства.

Мать с сыном в отъезде, жена в командировке, и квартира в его полном распоряжении…

Он вспомнил призывные взгляды, вспомнил аппетитные формы Антонины, а заодно – и ее не менее аппетитные пирожки и торопливо набрал номер.

Антонина ответила быстро. Как будто ждала его звонка.

– Антонина Петровна, – проговорил Иван игривым тоном. – Как вы относитесь к тому, чтобы разделить одиночество симпатичного мужчины средних лет?

– Одну секундочку, Инна Викторовна! – странно ответила Антонина. – Что-то слышно плохо…

– Какая еще Инна Викторовна? – удивленно проговорил Иван. – Это же я, Кочетов!

– Я вас поняла, Инна Викторовна! Раз уж это необходимо – я приеду. Что поделаешь.

И тут же другим голосом она крикнула:

– Это с работы, милый! У них там сменщица не вышла, нужно срочно ехать! Да, сверхурочные оплатят!

«Вот оно в чем дело! – сообразил Иван. – Это она мужу говорит… выходит, у нее муж дома. А Инна Викторовна – это вместо Ивана Васильевича, чтобы на те же буквы начиналось, чтобы не путаться. Ох, и умная же баба».

Ему, впрочем, до этого не было дела. Лишь бы Тонька приехала. И хорошо бы пожрать привезла.

– И пирожков своих прихватите! – прибавил он прежним игривым тоном. – Инна Викторовна очень проголодалась, а ваши пирожки ей очень нравятся.

– Непременно, Инна Викторовна! – ответила понятливая Антонина. – Все поняла!

На Промышленной улице в доме номер семь наконец наступила тишина. Уехала машина «Скорой помощи», увозя одного человека в больницу, уехал автобус с тонированными стеклами и наглухо запертыми дверями, этот увозил трупы, причем пришлось ему сделать две поездки. Уехали двое уборщиков, которые вычистили помещение, отмыли пол и стены от крови и вообще от следов посторонних людей.

Последними уехали двое незадачливых бойцов, первый повез второго в больницу со сломанным запястьем. К счастью, в момент нападения питбуля на запястье у него были часы с металлическим браслетом, они спасли руку, а то бы пес отхватил ее напрочь.

У бойца, что сопровождал своего напарника в больницу, у самого кружилась голова и дергалось веко после того, как суперчемпионка с нижнего этажа метнула его в стену. Но перед отъездом он доложил в подробностях начальнику о том, как прошла операция. То есть о том, что они полностью облажались. То есть он-то хотел представить себя в лучшем свете, но голова совсем не соображала.

– Та-ак, – протянул седоволосый мужчина, смотря на бойца с легким презрением, – понятно все с вами. Сгинь с глаз моих, вези этого в больницу, адрес знаешь.

Боец предпочел удалиться.

– Ну? – Седоволосый обвел глазами оставшихся Василия Андреевича и Эльвиру. – И вот что теперь делать? Ты хоть понимаешь, какую кашу заварил? Трупы множатся, как тараканы, а толку – чуть. Ты понимаешь, кого ты выпустил на свободу? Ведь они же, эти двое, они способны полгорода на тот свет отправить!

– Ага, теперь ты понял, что мое открытие уникально! – взвился Василий Андреевич. – Что это буквально переворот!

– Как бы тебя самого не перевернули, да с другого конца не завинтили, – буркнул седоволосый. – Вот узнают там… – он показал наверх. – Узнают – мало тебе не покажется.

– А пускай они не узнают, – задиристо ответил Василий Андреевич. – Это же от тебя зависит.

– Не могу, – вздохнул седоволосый, – приказы надо выполнять. Есть у вас хоть чай какой-нибудь или кофе?

Эльвира молча встала и ушла в крохотный закуток, который служил здесь кухней, и через некоторое время принесла три чашки крепкого с виду черного кофе и тарелку крекеров, которые, надо думать, должны были пойти на завтрак участницам эксперимента.

Седоволосый отпил из своей чашки и недовольно поднял брови: кофе оказался хоть и крепким, но растворимым.

– Если бы ты, – сварливо начал Василий Андреевич, размешав в чашке сухие сливки, – если бы ты не влез со своими идиотами, все было бы иначе…