Наталья Александрова - Стеклянный сад. Щит царя Леонида

– Милый мой, дорогой, хороший! Какой же ты у меня замечательный! Какой ты храбрый! Ой, что у тебя здесь – ссадина? Ну, ничего, я ее обработаю, и все заживет… ой, не дергайся! Больно? Сейчас подую… А хочешь, я тебя поцелую?

Олег узнал голос Алины. Сквозь отступающую дурноту он подумал, что все же в женщинах, при всех их недостатках, есть и хорошие черты. Когда тебе плохо, когда ты пострадал, их ласка может облегчить боль и страдание…

– Ладно, поцелуй! – проговорил он снисходительно.

– Что?! – переспросила Алина совсем другим голосом, в котором не было и тени ласки или сочувствия. – Тебя? Поцеловать? С какой это стати? Что ты мне сделал хорошего?

– А с кем же ты тогда любезничаешь? – Олег открыл глаза и со стоном приподнялся.

Алина сидела на полу. Рядом с ней устроился Джерри, положив ей на колени огромную голову. Алина какой-то мазью смазывала ссадину на его лапе.

Увидев Олега, пес приподнял верхнюю губу, показав внушительные клыки, и едва слышно зарычал: «Тр-ронь ее, попр-робуй!»

Маша крадучись выскочила из подъезда и проводила глазами удаляющиеся огни черной машины. Надо же, как здорово у нее все получилось! И какие эти двое идиоты…

Она тут же одернула себя. Не следует расслабляться, просто соображение не самая сильная их сторона. Не дай бог столкнуться с ними лицом к лицу, на узкой дорожке, да еще в темное время суток, вот тут они против безоружных женщин очень даже неплохо выступят. Против лома, как известно, приема нет.

– Ну что? – Елена подняла темные от страха глаза. – Получилось?

– Пока да, – осторожно ответила Маша, но Елена, не слушая дальше, выскочила из машины и помчалась к подъезду.

Маша побрела за ней, почувствовав вдруг нечеловеческую усталость. Нужно хоть немного передохнуть. Рассветало, и, судя по розовым облакам на востоке, день обещал быть солнечным.

Маша вдохнула прохладный утренний воздух. Стало чуть легче.

– Подожди меня! – Она еле успела прихватить дверь подъезда, прежде чем та закрылась.

Елена бегом поднималась на пятый этаж, Маша приехала на лифте чуть позже и прошла в квартиру вслед за ней.

В просторной прихожей Елена препиралась с крупной широкоплечей теткой в криво застегнутом фланелевом халате.

– Нет, ты мне скажи, что же это такое? – напирала та. – Ты сказала, часа на два уйдешь, а сама на всю ночь улепетнула! И даже не позвонила! Нет, я, конечно, все понимаю, что женщина ты молодая, с мужем развелась, так надо личную жизнь устраивать, так отчего меня-то не предупредила? Сижу тут как дура в полном недоумении, приходят какие-то, тебя спрашивают, а я что?

– Ой, тетя Соня, извини, так получилось, я и не знала… – слабо отбивалась Елена. – А как Катюшка-то?

– Прекрасно твоя Катерина, все в порядке, поела да спать легла, ну, мультики мы с ней, конечно, посмотрели, книжку почитали… с ней-то как раз проблем нет…

Елене удалось наконец протиснуться мимо мощной тетки, и она скрылась в одной из комнат.

– А вы кто же будете? – тетка переключилась на Машу. – Подруга ее, значит?

– Вроде того, – ответила Маша, – и… знаете, у нее серьезные неприятности.

– Да уж, вижу, – ворчливо сказала тетка, – явилась вся встрепанная, где-то всю ночь пропадала, уж не у любовника была, от любовника в таком виде не приходят, разве только жена застанет в самый интересный момент. А с Ленкой не то: морда не побитая, волосенки не повыдерганы, значит, не в этом дело.

Маша невольно улыбнулась: тетка начинала ей нравиться.

– Меня Софья Андреевна зовут, – сказала тетка, улыбнувшись в ответ, – а ты…

– Я Маша. – Она слишком поздно сообразила, что представилась настоящим своим именем, а ведь Елена знала ее как Алину. Ну и ладно, что ж теперь делать.

Из-за двери послышался звонкий детский голосок.

– О, разбудила зачем-то! – проворчала тетка.

На пороге появилась Елена, на руках у нее была девочка лет пяти, хорошенькая, как картинка. Белокурые локоны и огромные синие глаза, в данный момент слегка заспанные. Елена счастливо смеялась, и было видно, как они с дочкой похожи. Исчезло затравленное выражение из глаз, и уголки губ не опускались уныло. Девочка обняла ее за шею и что-то прошептала, Елена понесла ее на кровать.

– Вот, видела, – вздохнула тетка, – красавица писаная, а счастья нет. У них в семье всегда так было: по женской линии все красавицы и все невезучие. Матери наши родные сестры, Катька у тетки поздняя была. Уж такая она была хорошенькая, выскочила замуж в восемнадцать лет, а он ее бросил, как только Ленка родилась. Такой подлец оказался, пробы ставить негде. У него еще жена была в Московской области, а нам врал, что никого нету… Потом уже вышла от полной тоски за этого, приличного слова не подобрать, да и умерла скоро. Бабка наша тоже хороша была, так муж ее утонул по пьянке в реке, потом так замуж и не вышла. И говорили мы Катьке, чтобы дочку Еленой не называла, как бабку, потому как судьбу ее внучка повторить может, а она не послушала, и что вышло? И свою дочку ведь Ленка назвала Екатериной, как мать, Катюшка – это так, по-домашнему. Ох, не к добру все это! – Тетка вздохнула и пошла на кухню.