Мария Мусина - Во что бы то ни стало

– Елена! Можно ли быть такой циничной? – прошептала зардевшаяся Юлия и заозиралась, словно опасаясь, что их услышат. – Что ты такое говоришь? Какие слова ты употребляешь!? Ты же женщина! Журналист! Ты должна бороться за чистоту русского языка!

– Никому я ничего не должна, – сказала с раздражением Лена. – Я – носитель языка. Имею право говорить, как хочу. Это пусть иностранцы стараются.

– Елена, – продолжала говорить шепотом Юлия, – но ведь ты понимаешь, что его просто подставили. Подставили! Я очень даже хорошо представляю, как это было. Заманили. Мальчишник, то да се. Выпили. Все мужики пошли по бабам. А он что, хуже всех?

– Юля, он – Генеральный прокурор. Он обязан знать о последствиях.

– В газетах пишут, еще и на директора ФСБ такая же пленка есть. Вот ему прощения нет никакого. Вот его-то – убрать надо с должности. Потому что он оперативник – обязан предусмотреть. Глава ФСБ – и проворонил, что его на пленку снимают. Здесь налицо профнепригодность! Натуральная причем! Фээсбэшника – за такую пленку надо уволить! А прокурор – он и не обязан ничего такого предусматривать. Он за законностью должен следить. А записывали его незаконно!

Елена с сожалением посмотрела на не в меру разбушевавшуюся политиканку.

– Юлия, хочешь мой дружеский совет? Прекрати смотреть новости. И телевизор вообще.

– Ты права, – вздохнула Юлия. – Да. Я тоже стала за собой замечать. Да. Лена, ты абсолютно права. Каждый вечер даю себе слово: не смотреть телевизор. А утром – рука сама к пульту тянется. Это наркотик, Лена, настоящий наркотик.

– Они там без тебя разберутся…

– Вот в том-то и дело, – воскликнула Юлия, – что они никак не могут разобраться. Это же ужасно! Ты только подумай…

– Юля, – прервала Лена пламенную речь художницы и повторила многозначительно: – Юля…

– Да, ты права, права, – обреченно согласилась Юлия.

– Давай о нашем, о насущном, – сказала Лена, – я вот подумала, что мы не уточнили очень важную деталь: ваша квартира приватизирована? Да? А наша – нет…

– Хм, – сказала Юля, – но ее ведь можно приватизировать.

– Конечно, – с готовностью подтвердила Лена, – если для вас это важно.

– Вообще-то, да. Мы второй раз не будем иметь права ее приватизировать… Но тут такая загвоздка: Алешина комната – не приватизирована. Там соседи возражают. То есть если вы сейчас приватизируете свою квартиру, то Виктор не сможет потом приватизировать ту комнату.

– Да, верно, – заволновалась Лена, – что же делать?

Юля помедлила.

– В принципе есть вариант. Но это зависит от того, насколько вы с Виктором сильно разругались. Какова степень вашего доверия друг к другу?

– А что? – насторожилась Лена.

– Да ты не волнуйся. Что ты нервничаешь? Просто, если Виктор тебе доверяет, то вы можете сейчас договориться приватизировать квартиру только на твое имя. Таким образом он сохраняет право на бесплатную приватизацию. И ничем не рискует – прописанным-то он остается. Ты без его согласия все равно ни продать, ни поменять эту квартиру не сможешь.

– Да? – Лена призадумалась.

– Ну, конечно. В конце концов, если он сомневается в чем-то, он может сходить к юристу и проконсультироваться. А если он въедет в неприватизированную коммуналку – он там вообще один будет жить, там соседи-то и не появляются. У них у всех другие жилплощади есть. А если их уговорить и ту квартиру в Измайлове приватизировать, то соседи быстренько сдадут свои комнатенки, на что будут иметь уже полное право.

Лена кивнула:

– Аргументы для него серьезные. Я попробую с ним поговорить. Вот только где он, где?

Юля улыбнулась, подставляя лицо солнцу.

«Славная она, Юлия эта, – подумала Лена, – милая и доверчивая. Да, да, все они милые. Все доверчивые. До поры до времени. А потом под дых тебе, под дых, когда ты совсем расслабилась и доверилась им. И все же плохо жить без близкой подруги. Которая бы тебя понимала, которой можно было бы все-все рассказать… Да, и которая первая бы предала тебя, и очень больно предала бы – потому что лучше всех знала все твои слабые места… Нет, ничего не хочу, ничего. Не хочу, чтобы еще кто-то, кроме Виктора, был рядом. Только Виктор. Только он и я. Мы вдвоем. Больше – не хочу ничего».

– Черт, ну где же он, – в нетерпении занервничала Лена, – я на бодибилдинг опаздываю.

– Да? А куда ты ходишь?

– В медучилище.

– О! – обрадовалась Юля. – И я в медучилище. Только, – она с пристрастием окинула стройную Ленину фигуру, – в отличие от тебя, занятия спортом мне на пользу не идут. Чего я только не делаю! На диетах сижу, по утрам бегаю, в спортзале надрываюсь. А толстота такая, что люди могут подумать, будто я ленива и обжираюсь двадцать четыре часа в сутки.