София Брюгге - Ячейка

Вдруг раздались шаги и дверь чуть не влетела ученому в лоб – Годарт еле успел отпрянуть. На пороге возник слуга с кувшином, содержимое которого он явно собирался пополнять из запасников. Столкновения не ожидала ни одна из сторон. Путешественник больно задел плечом стену, слуга вскрикнул и чуть не выпустил кувшин из рук.

– Паувен, что такое? – встревожился надтреснутый голос в гостиной, тот же, что рассказывал про преважных господ перед герцогом. Послышался скрип отодвигаемых стульев; кто-то вскочил на ноги.

Неловкая выходила ситуация. Будто они с слугой притаились и шпионили (хотя, по сути, так оно и было). Годарт развернулся во весь свой метр девяносто и твердой поступью вошел в комнату. Бен втиснулся и сообщил, не иначе, как радуясь, что может снять с себя обязанность по сопровождению такого дикого господина:

– Менеер Годарт Фелд.

Пестрое общество во все глаза оценивало его. Хелин и консул были здесь, компанию им составляли чахлый старец с чрезвычайно спесивым выражением лица и, в противовес, средневековый щеголь в краснющем тюрбане. Около Гарса сидел его любимый пес Бруно, с вытянутой меланхоличной мордой и длинной, на удивление ухоженной шерстью.

– Приветствую вас, – произнес ученый, отвешивая всем светский глубокий поклон, – Да ниспошлет Господь всемогущий свою великую благодать на вас и ваши семьи.

Старец одобрительно крякнул.

– Приношу искренние извинения за сие происшествие, – продолжил Годарт, имея ввиду столкновение за дверью.

– Главное, что никто не пострадал, друг мой, – радостно пришел ему на помощь Гарс. Консул в этот день прямо лучился от счастья. Было видно, что человек на своем месте и любит свою работу, что Годарт в глубине души горячо одобрял. Ему нравился Гарс, с его энергией, работоспособностью и надежностью. На него можно было положиться вернее, чем на швейцарские часы.

– Мой друг, позволь представить сих благородных мужей из славного города Маасейка, – сказал консул, указывая в направлении своих собеседников, – это достопочтенные представители от гильдии художников, мастер Хуберт и мастер Иоанн ван Эйки. Именно они ответственны за великолепного льва, ким любовались мы во время днешного шествия, – добавил он, предупреждая реакцию путешественника.

Однако на лице ученого не шевельнулся ни мускул. «Неужели он их не узнал?» – изумилась Хелин. Годарт отпустил комплимент недюжему таланту живописцев, привнесшему столько искры и жизни в скромную фигуру на шарнирах.

Иоанн над чем-то задумался. Вдруг он с улыбкой обратился к путешественнику:

– Приношу извинения за мое неколико неуместное многопытство 30 30 Многопытство – любопытство , но имеет ли зде место некоторая прогреха? Ваш слуга представил вас аки менеера Фелда, но попреж мы имели честь слышать о вас под фамильным именем ван Асперен. Не почтите мое истязание за дерзнутие, мои намерения чисты – и благоволю я не более чем развеять с вашей милостью свое прискорбное неведение.

Вот это наблюдательность и хватка, поразился Годарт, который, конечно, сразу узнал художника. Хелин и Гарс едва заметно переглянулись. Фамилия ван Асперен казалась Годарту странно знакомой, откуда же он ее слышал? Был такой клавесинист, был такой архитектор, проектировавший купол железнодорожного вокзала Антверпена. Интересно, ну и кто его так охарактеризовал?

– Здесь невиннейшее недоразумение, – признал путешественник, даже слегка пропуская на лицо безыскусную улыбку, – Мой слуга имел несчастье слечь с простудой и кузен Гарс только сегодня любезно предоставил своего – мне в услужение. Я не стал поправлять бедолагу при ошибке.

– Со слугами тем паче надлежит быти зазорчивыми, – проворчал Хуберт, хмуро потрясая своими прореженными космами, – токмо дай им спуску и вот уже они еле тащатся на твой зов, да ощо и прикладываются к твоему пиву. Их требе сразу брать за исподнее и вот кде држати! – для демонстрации он потряс в воздухе хиленьким кулачком.

Консул, поигрываясь бокалом, откинулся на спинку. Хелин тоже заметно расслабилась. Дверь открылась – и Паувен с Беном, ни сном ни духом о том, что по ним и их окружению прошлись с рекомендациями решительных мер, подтащили кресло для новоприбывшего к общему столу.

– Премного благодарен, это лишнее, – возразил на английском Годарт. Четыре пары глаз воззрились на него. Ученый ощутил себя как на сцене в препошлейшей мелодраме. Надо было сворачивать этот балаган с поклонами и экивоками.