Александр Воронецкий - «Веселая» неделька

Я тут же вспомнил Ивана Лопатина – весной он у меня поработал. Да, мужик – простота душевная. Не жаловался, не предъявлял претензий, вел себя тихо, и… постоянно после получки трое-четверо суток безвыездно проводил в поле возле последней своей канавы, куда привозил старенький спальник и рюкзак с бутылками и едой. Только лопату и кайло в руки не брал, а кайфовал в вялотекущем запое. Поэтому, с мнением Павла Петровича я согласился, но не на сто процентов:

«Все правильно, но в траншее он мог и поработать, если был на подхвате у умного организатора», – и попытался начальника спровоцировать на телефонный разговор, – «Может, Михаилу позвонить? Он же наверняка с обувью в траншею уже сбегал, и все что нужно, там сравнил!»

Павел Петрович улыбнулся, головой покачал – нахал я законченный, – но к телефону потянулся. Минут пять с Михаилом разговаривал, но понять, что тот ему отвечал – для меня было невозможно. Только неожиданная серьезность начальника партии, и длительность разговора – целых пять минут! – вначале вызвали, а потом все укрепляли и укрепляли совсем не безобидные мыслишки. Наконец Павел Петрович положил трубку, и мне реальность их подтвердил:

«Плохие мы психологи. Думали – простой канавщик, кроме лопаты ни на что не годный. А он один ювелирный обнес! Следы в траншее – его ботинок! И на этих же ботинках – собственности Ивана Лопатина – нашлись его отпечатки пальцев. И они совпадают с теми, что в магазине на стеллажах! Вот так то!»

Да, с Павлом Петровичем мы лажанулись капитально. Провидцы хреновые! Но и во всем хреновом момент есть положительный: преступление Михаил раскрыл, и можно его поздравить. А на Иване Лопатине, как канавщике, поставить крест – в партии он никогда не появится. Теперь его искать – при денежном эквиваленте похищенных драгоценностей – нужно по всей стране. В первую очередь не забывая пляжи Черного моря.

Утром Андрей проснулся первым. Убрал постель, от нечего делать приготовил завтрак на двоих, с яичницей, бутербродами и хорошим (не бурда!) кофе. И начал ждать, когда появится его мучительница.

Появилась, правда уже не в ночнушке, посмотрела на стол и улыбнулась, может даже и ему. А когда привела себя в порядок – за стол села, и вдвоем они позавтракали. Не разговаривая.

А после работы она сбегала в магазин, и засела на кухне, мурлыкая как кошка. Приготовила невиданный ужин, с салатом, горячим блюдом и десертом, и явилась на него, облачившись в прозрачный халатик. С чего бы? Знает же, что у Андрея сейчас температура определенных частей тела повышается и мышцы напрягаются, от такого ее, фривольного, вида. Но, когда выставила на стол бутылку вина, обалдел по полной. Даже пальцы на руках подрагивать начали! Чертовка на этом не остановилась:

«Открой, пожалуйста, бутылочку!» – и ему улыбнулась. Открыл, рюмки налил.

«А теперь», – свою рюмку подняла, – «выпьем за любовь! И что б у нас больше никаких раздоров!» – своей рюмкой стукнула по рюмке его. С ума сойти! Вслед за ней проглотил вино, а потом, мало что соображая, поднялся со стула, к соблазнительнице подошел, молча поднял ее на руки, и отнес в спальню. И эта недотрога, в кровати и без возражений, позволила ему все.

Утром еще раз Андрея удивила: прижалась к нему горячим, дурманящим телом, и когда он, как мужику и положено, запустил руку под ночнушку, не возмутилась, по обычному, а улыбнулась, и попросила:

«Ну Андрюшенька, ну давай вечером! Сейчас мне так хорошо!»

Ну и ну! Раньше – в не его день – она, во-первых, никогда б к нему не прижалась. А во-вторых – если б конечно рискнул запустить руку куда не положено – вместо ласковых слов много чего наговорила, невозможного для изложения на бумаге, по поводу его постоянной сексуальной озабоченности.

Андрей тут же шаловливую свою ручку убрал, и замер, не рискуя даже шевелиться. Что-то с его мадам происходило, но что – понять не мог. Хотя изменения ему нравились, потому что просьба – «давай вечером» – означала, что уже сегодня ненавистный для него график исполнения супружеского долга будет нарушен в лучшую сторону: с двух на… хотелось бы, дней на шесть в неделю. А ради такого можно вытерпеть все!

Через пять минут блаженства – так ему показалось – в его объятиях, мадам открыла глаза, улыбнулась, и неожиданно расщедрилась на поцелуй. Чего никогда утром не делала. И пока Андрей приходил в себя, от этого ее поцелуя, прошептала – «Пора вставать!» – и из кровати выскользнула.