Елена Арсеньева - Коварные алмазы Екатерины Великой

Ах, все просто: парень слегка походил на Романа. Разрезом глаз, цветом волос, стройностью, легкостью в движениях. Правда, на его лице печать страдания и порока, а у Романа еще не стерлась юношеская жадность до всех искушений мира, готовность радоваться всему, что предлагает жизнь, и не видеть никаких горестей и печалей…

Что ж, вспомнить о своем, с позволения сказать, пасынке Эмме всегда приятно, поэтому она сдержанно улыбнулась в ответ, покачала в воздухе рюмкой, делая вид, что чокается, и тотчас забыла о парне, вновь обратившись к Фанни.

Глаза той были по-прежнему печальны, но лицо приобрело выражение озабоченное: довлеет дневи злоба его. Эмма ела медленно, тянула время – не только потому, что хотела внимательней присмотреться к Фанни, но и потому, что в этом бистро было необычайно уютно. Дивная атмосфера, смешение современности и старины; все вещи подобраны вроде случайно, вернее, никак не подобраны, но на всем печать изысканного вкуса, и обворожительна сама хозяйка, пусть и немолода, и в ней очаровывает то же смешение времен и стилей, которое ощущается здесь во всем…

– А позвольте уточнить, – раздался над ухом шепот, – вы флик или лесбиянка?

Вот это да! Тот самый оборванец, похожий на Романа!

– Ничего себе предположение! – возмутилась Эмма. – Вы сумасшедший, да?

– Ничего себе предположение? – хихикнул незнакомец и уселся рядом с Эммой. Из-под стола, за которым он сидел раньше, выбралась большая белая собака и улеглась, положив голову на его потертый кроссовок.

Вообще-то Эмма любила собак, и эта псина была симпатичной, но почему-то под ее взглядом ей стало не по себе.

– Вы извините, – оборванец улыбнулся, – я почему решил, что вы флик? Потому что вы переодеты, вроде как замаскированы. У вас на голове этот красненький паричок, хотя у вас лицо женщины совсем другого типа. К вашим глазам и коже подходят волосы или светлые, или темно-русые. И одежда эта дурацкая совершенно не ваша: манеры у вас не для этой жуткой робы.

Сегодня Эмма была в черных кожаных брюках, пиджаке (выделка кожи поганая, одежда при каждом движении ехидно поскрипывала) и в черной водолазке. Волосы – для контраста – морковного цвета, макияж соответствующий.

Маскировка неудачная или просто этот тип такой проницательный?

– Я не флик. – Она решила не показывать раздражения, воткнула вилку в эскалоп и отрезала кусочек. – Отличное мясо!

– Я не ем мяса, – небрежно сказал незнакомец. – Я вегетарианец. Кроме того, название этого блюда, Le Volontaire , наводит на мысль, будто вы едите несчастного, который добровольно согласился, чтобы из него нарубили эскалопы. Но это еще что. Здесь неподалеку есть бистро Le Viking , и там имеются фирменные отбивные. А ведь, говорят, они были ужасно волосатые, эти викинги, и никогда не мылись…

Эмма чуть не подавилась.

– Извините, – усмехнулся ее мучитель. – Я порчу вам аппетит? Только скажите, и я оставлю вас в покое. Говорите же: пошел вон! Если стесняетесь быть грубой, можете выразить свою мысль по-английски или по-немецки, я пойму. Или по-латыни: vade retto! Изыди!

А вот сказать тебе сейчас на чистом русском: «Иди на!..»

Эмма чуть не поступила именно так, но спохватилась. Этот придурок болтлив. Если его болтливость направить в нужное русло, можно кое-что разузнать о Фанни.

– Ладно, сидите, – великодушно махнула она и, отодвинув тарелку с недоеденным эскалопом (теперь ни кусочка не протолкнешь), принялась за бесподобный торт. – Я не флик, честно слово! А почему вы приняли меня за лесбиянку?

– Между прочим, меня зовут Арман, – отрекомендовался он и попросил у официантки еще рюмочку кира.

– Очень приятно, – ответила Эмма, не называясь.

Ни к чему такая короткость. Обойдется.

– Итак, почему я принял вас за флика или лесбиянку? Вы так таращились на Фанни, словно решили рассмотреть, какого цвета ее нижнее белье или не подложены ли в ее лифчик вместо поролоновых фолсиз пакетики с героином. Но, кем бы вы ни были, советую успокоиться: Фанни законопослушна, платит налоги, ни в какой криминал в жизни не ввяжется, а прелести однополой любви ее не интересуют.

– Какая жалость, – усмехнулась Эмма. – То есть у меня никаких шансов?

– Никаких! – мотнул головой Арман. – Тем более в этом образе женщины-вамп. Эту публику Фанни ненавидит. Одна такая вампирша, кстати, бывшая подруга, увела у нее любовника. Там была такая любовь, но появилась Катрин…

– Ага, эту блондинку зовут Катрин, – кивнула Эмма.