Мария Амор - Вкус Парижа

– Воробей, завтра же вызову твоего оскорбителя на дуэль.

Её глаза блеснули из недр автомобиля:

– Ты не должен заступаться за меня. Я сама прекрасно разберусь.

Через открытое окно я поцеловал ей руку, положил под лобовое стекло десять франков, кивнул Дерюжину:

– Спасибо, полковник.

Свет фар ситроена ещё не успел пересечь мост Нотр-Дам, как с противоположного Малого моста завыла сирена. Со скрежетом и визгом у входа в госпиталь затормозила машина скорой помощи. Санитары вытащили носилки, на них без сознания лежал залитый кровью мужчина в вечернем костюме.

По пути в операционную я безуспешно пытался нащупать пульс. Наконец на сонной артерии уловил трепыхание – быстрое и слабое, как новорождённый птенец. Минуя регистратуру, крикнул Мартине:

– Сестра, доктора Шаброля! Скорее! Нам понадобится помощь!

В операционной санитары переложили раненого на стол. Один из них заглянул в сопроводительную бумажку:

– Ив-Рене Люпон, сорок один год, ранен в грудь.

– Ив-Рене Люпон? Антиквар?

– Не знаю. Вызов приняли от ресторана «Ля Тур д’Аржан», обнаружен раненым под мостом Турнель.

Санитары ушли, забрав с собой окровавленные носилки.

– Сестра Тома, это, оказывается, тот самый Люпон, который приставал к моей жене!

– Для меня это просто раненый, – сухо отрезала медсестра.

Мартина Тома работала в госпитале тридцать лет кряду, а я прибыл в Отель-Дьё три месяца назад из Тегерана. Ей было пятьдесят семь, мне на двадцать лет меньше. Всё это позволяло сестре милосердия обращаться со мной сурово.

– Сестра, нужен таз с большим набором для вскрытия грудной клетки.

Для меня это был не просто раненый. Теперь, вместо того чтобы вызывать обидчика жены на дуэль, я должен был спасать его. Впрочем, роль благородного спасителя тоже дарила сатисфакцию.

Чёрный обеденный пиджак месье Люпона почему-то был перемотан шёлковыми женскими чулками. Я содрал чулки, распахнул полы смокинга. Из кармана вылетели и со звоном укатились под операционный стол два брелока с ключами. Я плеснул на вату нашатырь, сунул пациенту под нос. Он вздрогнул и застонал.

– Ив-Рене, вы меня слышите? Кто вас ранил?

Люпон пробормотал что-то невнятное, на губах выступила кровь, я склонился к его лицу. Он снова попытался что-то сказать, но выдавил из лёгких только бульканье и тихий, похожий на кряхтение шелест. Если это и было чьё-то имя, я не расслышал его. Больше всего этот всхлип напоминал по звучанию «персан». Persane ?! Персиянка?! Из-за того что мы прибыли из Персии, Елену в Париже прозывали «прекрасной персиянкой» или «русской персиянкой».

Я сунул Люпону под нос всю склянку с нашатырём:

– Ив-Рене, кто стрелял в вас?

Распахнулась дверь, Мартина вкатила стол с ватой, бинтами, спиртом, анестетиком и хирургическими инструментами.

Больной прохрипел ещё невнятнее:

– Перся… прсяк…

Мартина положила ладонь ему на лоб:

– Тихо, тихо, успокойтесь, сейчас мы вам поможем. Всё будет в порядке.

Люпон потерял сознание. Я взрезал ножницами алую от крови, насквозь промокшую сорочку: под правым соском краснела аккуратная круглая дыра от пули. Протёр руки карболкой, щедро плеснул её же на рану. Мартина привязала руки и ноги пациента к столу, положила ему на лицо маску с эфиром. Ждать полного эффекта анестетика было некогда, раненый уже захлёбывался собственной кровью.

– Сестра, следите за дыханием!

Взмахом скальпеля я рассёк кожу на груди и с силой перебил стамеской рёбра, чтобы добраться до продырявленного сосуда. Краем глаза заметил вошедшего доктора Шаброля. От него пахло жареным луком и котлетами.

Шаброль склонился над больным, сыто икнул:

– Коллега, напрасный труд. Этот не жилец. Задет большой сосуд, лёгкое коллабировано.

Я не спорил: вся грудная полость была залита кровью. Однако несчастный ещё был жив. Я не мог лишить его последнего шанса на спасение. Надо было положить зажим на правую лёгочную артерию, но мешала кровь. Я качал ногой насос, а она всё лилась и лилась. Стало ясно, что это безнадёжно, пациент уходит. В отчаянии я попытался добраться до правой лёгочной артерии вслепую, но без пульса никак не мог найти её.

Голос Мартины над ухом произнёс:

– Доктор, грудная клетка не двигается. Он перестал дышать.

– Нет, нет… – с меня вовсю капал пот, я вытер лоб о плечо. – Заинтубируйте его.

Пока Мартина вставляла в горло трубку, я нащупал в грудной клетке сердце. Оно и вправду не двигалось. Я попытался сделать массаж, но сердце оставалось совершенно недвижным куском плотного мёртвого мяса. Я вынул руку, уже не спеша вытер кровь о простыню.