Евгений Волков - Тайна древнего кургана

Николай Семенович замолчал, попросил воды. Сергеев налил ему из графина полный стакан, дождался, когда Звонарев осушит его до дна, а потом спросил:

— А как и почему вы подготовили нападение на Сергея Леонидовича Сошникова, частного детектива?

Допрашиваемый сказал с досадой:

— Да, похоже, я тут очень сильно ошибся, засветил Кулькова и Забродина, как говорят в телесериалах. Но ваш Сошников слишком близко подобрался к музею и дневнику, он мог обо всем догадаться, начать сам поиски кургана и спрятанных в нем сокровищ, хотя, возможно, это нам ничем и не грозило. Однако я струхнул, потерял голову и, когда он направился в музей по совету Левченко, пошел за вашим коллегой следом. От музея позвонил Кулькову на мобильник, через полчаса они с приятелем подъехали на автомобиле, я указал на Сошникова, когда тот вышел из музея. Остальное вы знаете.

Звонарев замолчал, следователь и оперативники переглянулись, и Дмитриев спросил с недоумением:

— Николай Семенович, вы ведь никогда ранее не нарушали закон, занимались преподавательской работой, защитили диссертацию. Что вас довело до такого грязного дела, до уголовщины?

Звонарев ответил после долгой паузы:

— Страсть. Точнее, страстишка, нелепая и жалкая. Я боялся потерять свою жену, даже презирающую меня, даже мне изменяющую. А способ видел только один — большие деньги. Ничто другое ее бы не удержало. И еще…

Выражение лица Николая Семеновича изменилось, он оглянулся на закрытую дверь кабинета, словно опасаясь увидеть кого-то, и вдруг прошептал:

— Этот Петерсен, антиквар, я только сейчас это понял… Он не просто преступник, он посланник сатаны, обольститель, душегубец. Этот человек или демон в человеческом обличье сломал мою волю, превратил в механическую игрушку, в марионетку, выполняющую любое его приказание. Поймите, за ним стоят силы зла, с которыми и вам тоже не справиться…

Следователь и офицеры полиции после этих странных слов переглянулись, и Дмитриев спросил, внимательно глядя в глаза Звонарева:

— Николай Семенович, вы хорошо себя чувствуете, может быть, закончим допрос на сегодня?

Историк нервно рассмеялся:

— Вы думаете, что я сошел с ума? Нет, я абсолютно нормален, можете провести психиатрическую экспертизу. Вам трудно поверить в нечистую силу в двадцать первом веке, но она, к несчастью, существует, можете мне поверить!

Дмитриев кивнул:

— Не стану спорить, но эти предположения не снимают с вас вины за содеянное. Полагаю, сейчас вам следует отдохнуть, арест явился для вас сильнейшим потрясением. Мы продолжим разговор завтра.

Окрестности станицы Березанской,

март 1918 года

Вышедшая из Ростова-на-Дону в конце февраля Добровольческая армия с боями шла на Екатеринодар. Красные, значительно превосходящие добровольцев в численности, много раз пытались их остановить, окружить и уничтожить. Но дисциплина и сплоченность противника не позволяли им сделать это. Отступать добровольцам было некуда, в плену офицеров и юнкеров ждала немедленная смерть. Поэтому они прорывались, брали в штыковом жестоком бою одну станицу за другой, ночевали кто в теплых куренях, кто в холодных сараях, а кто и под открытым небом. И снова шли вперед.

На Кубань в марте пришла настоящая весна — с пылающим на голубом небе солнцем, теплым легким ветерком, зеленеющей степью. При приближении к Березанской авангард вступил в бой, наступая с фронта, а Корниловский полк получил приказ обойти станицу слева и нанести фланговый удар. Поручик Алексей Стрельцов шагал рядом с прапорщиком Романом Гулем, настроение у них было радостным, как ни странно, — кончилась зима, они все ближе и ближе подходили к столице кубанского казачества. Гуль негромко продекламировал:

Стрельцов улыбнулся:

— Да, весело. Древние греки считали, что боги дарят смерть молодым как великое благо — им не дано познать все тяготы немощной старости.

Одному из них оставалось жить еще несколько минут, другому — умереть в глубокой старости в далеком Нью-Йорке…

Офицерские роты поднялись на гребень высокого кургана, внизу лежала занятая большевиками станица. Их заметили, снизу ударили пулеметы. Добровольцы залегли, но потом дружно встали и двинулись дальше, оставив на земле несколько неподвижных тел — погибших и раненых. Ко второй роте подбежал пожилой штабс-капитан, сказал с горечью: