Кэролайн Грэм - Пока смерть не разлучит нас

— Вот вы сейчас обзываете ее последними словами. А она скорее умерла бы, чем сказала о вас хоть одно плохое слово.

— Надеюсь. — Она все-таки покраснела. Так, легкий намек на краску.

— И вы знали это с самого начала. Ведь так? Знали, что вам ничего не грозит, потому что она любит вас без памяти?

— Он говорит загадками. Я не понимаю о чем, — сказала Симона, обращаясь не к нему, а к своему защитнику, Джилл Гэмбл.

После этого Симона решила, что с нее довольно, что все ее попытки помогать следствию принимаются без тени благодарности и больше ей нечего сказать. Допрос вскоре закончили, и ее увели вниз.

В комнате с бледно-голубыми стенами, металлическими стульями и постером, изображающим колорадского жука, остался один Барнаби. Он сидел, закрыв глаза и опустив голову на руки. Так же ясно, как если бы это происходило на самом деле, он видел Симону Холлингсворт, какой она предстанет перед судом.

В туфлях без каблуков она будет казаться совсем крохотной на свидетельской трибуне. Он не удивится, если, и без того стройная, она специально поморит себя голодом перед процессом.

Ее волосам будет позволено возвратиться к их естественному цвету. Искусно наложенная косметика, оставаясь незаметной, подчеркнет ее хрупкость. На ней будет что-нибудь простенькое и недорогое, может, чуть поношенное. И никаких украшений, кроме обручального кольца.

Защищать ее возьмется какая-нибудь знаменитость. И показания она будет давать робким, еле слышным голоском, так что судье придется не раз и не два просить подсудимую говорить погромче.

История, которую она поведает, будет трагической. После короткого замужества, брошенная человеком, которого любила всем сердцем, она позволила себе увлечься капризным богачом-невротиком, а тот, будто ястреб, следил за каждым ее шагом. Он был щедр, когда она исполняла все его прихоти. Но стоило ей проявить хоть малейший интерес к чему-либо вне дома, он ее избивал. Это может подтвердить лечащий врач.

Предложение дружбы от местной художницы было встречено с благодарностью этой, леди и джентльмены, мы готовы признать, весьма наивной и недалекой женщиной. Но дружба с ней сыграла роковую роль в судьбе Симоны. Роковую, ибо Сара Лоусон, обладающая недюжинным даром убеждения, образованная и волевая, оказалась лесбиянкой. И эта женщина, которая сначала уговорила беспомощную, ранимую Симону уйти от мужа, затем пыталась ее изнасиловать.

Спасаясь от нового насилия, миссис Холлингсворт опять оказалась во власти своего зверя-мужа и едва сумела спастись.

И дальше — все в том же весьма убедительном ключе.

Про обвинение в убийстве можно забыть. Что сторона обвинения сможет предъявить суду? Что обвиняемая ополоснула свой стакан и ведерко для льда? Да в центральном уголовном суде над этим будут смеяться так, что хохот судейских разнесется от улицы Олд-Бейли до вокзала Блэкфрайерс и дальше через реку до самого Саутуарка.

Коль скоро защите удастся убедить присяжных, что она «не так грешна перед другими, как другие перед ней» [77] Это выражение из шекспировского «Короля Лира» (“more seinn’d against than sinning”) co временем сделалось крылатым. — Ред. , вероятно, приговор сведется годам к трем-четырем годам тюремного заключения. А если к тому же принять во внимание, что срок до четырех лет автоматически сокращают вдвое, то менее чем через восемнадцать месяцев все взрослые особи мужеского пола смогут снова наслаждаться обществом прелестной Симоны. И да поможет Бог этим счастливцам!

— Сэр? — раздался над ухом голос дежурного сержанта.

— О, извините, — поднял голову Барнаби. — Вам, наверное, нужна комната для следующего допроса?

— Вообще-то, да, старший инспектор.

— Я слишком далеко унесся мыслями.

— Обмозговывали дело Холлингсвортов?

— Нет, сержант. Думал о Марлен Дитрих.

— Неужели, сэр?

— На прошлой неделе по телевидению показывали один из ее старых фильмов.

— Понравилось?

— Очень. Всё как в жизни.

Оказалось, однако, что какая-то справедливость все же существует. Хотя бы отчасти. Некоторое время спустя с любезного разрешения душеприказчиков Алана, юридической конторы «Феншоу и Клей», Барнаби не без злорадства узнал, что Холлингсворт в своем очень тщательно и четко сформулированном завещании оставил все свои активы и вырученные за них денежные суммы брату Эдварду.

Правда, он выставил одно условие. Эдвард и его жена Агнес Холлингсворт обязаны приютить и содержать в довольстве его вдову, пока та не выйдет замуж снова. После этого любые финансовые обязательства слагаются с них автоматически.