Она разоткровенничалась. Ситуация располагала: чужая гостиница, незнакомый, но приятный и участливый человек.
– У меня еще хуже, – в тон ей кивнул Радий, и даже слезы выступили у него на ясных, совсем не старческих и очень синих глазах. – Только мою любовь, любовь всей моей жизни (да, так потом оказалось, она была любовь всей моей жизни), в самом молодом возрасте убили.
– У-би-ли?
– Да. А Вика, кстати, родная внучка ее. Моей Жанки. Знаете, как похожа! У меня иногда сердце вздрагивает, когда девчонка эта идет или улыбается – точь-в-точь Жанна, только одета по-современному.
– Подождите! Ничего не понимаю! Так Вика – ваша внучка? И внучка Владислава тоже?
– Владислава – да. Но нет, не моя. Только ее, Жанки… Но я перебил вас, Елена. Извините. Что дальше было? С ним, вашим любимым? И с вами?
– А что дальше? Жизнь прошла. Дочери разъехались, теперь далеко от меня. А муж скончался три года назад. Его в одночасье не стало. Его убили. Ох, не хочу рассказывать.
– Сочувствую.
– Что уж теперь? Да, все у меня по жизни есть: квартира в самом центре самого красивого города на земле – на Мойке, дом в Комарово на первой линии. Я после смерти мужа от дел тоже отошла. По специальности я после ЛИТМО все равно почти не работала, хоть мне и нравилось. Переучилась на бухгалтера, мужу помогала. А теперь вот езжу по миру, гуляю, смотрю. У дочерей бываю, когда приглашают. Жаль, внуков никак не дождусь.
– А он-то что? Ваша школьная любовь?
– А он все здесь, на Байконуре. Как приехал сюда лейтехой в восемьдесят восьмом, так и служил. Самый первый – и последний – «Коршун» запускал. Но времена-то изменились. В девяностые здесь, говорят, вообще ужас что творилось. Денег ни гроша. Город зимой разморозили. Ни тепла, ни света. Баба ему (эта, толстенная) изменяла. Мне доброжелатели докладывали.
– Кошмар.
– Вот именно. Дослужился Юрка все-таки до полковника. Ушел в отставку. Сейчас на пенсии. Один. Бобыль. Баба эта его, казачка, год как умерла. Скоропостижно, от инсульта, в одночасье – он хоть не мучился с нею. Тоже две дочери у них. Обе уехали, отца не больно-то жалуют. Сидит один в квартире. Пьет. Несет всякую пургу. До магазина еле доходит – ножки больные. Абсолютная развалина, и совершенно ничего общего с тем Юркой, какого я помнила. Меня, сцуко, не узнал! И даже по имени не вспомнил! Я сказала, кто я. А он: ах, шепчет, Леночка – а я-то по глазам вижу: не помнит ничего!
– Зря вы к нему вечером пошли, – проницательно заметил Радий. – Надо было с утра, когда он еще чуть теплый.
– Да там, по-моему, все равно – смешались в кучу кони, люди.
– Пусть даже так – старый, пьяный, больной. А все равно лучше, чем раз – и насмерть в двадцать пять лет. Совсем молодой. Как Жанка.
– Ох, не знаю.
– Давайте лучше выпьем. За помин души моей Жанки, которую я никак забыть не могу. А вы зато теперь своего очень быстро забудете. Закроете этот, как говорится, гештальт – и начнете новую жизнь, светлую.
– Какие вы слова знаете, – улыбнулась она сквозь слезы, – гештальт.
– Да мы, советские офицеры, многое еще знаем и могем.
– А вы самоуверенны.
– На том стоим. И сейчас, по-моему, наступило самое время выпить на брудершафт.
– Давайте.
– Я думаю, рассказ Талгата можно проверить, – сказал Денис.
– Что ты имеешь в виду?
Все у нас с Денисом той ночью было не по правилам. Как и во всей нашей короткой связи. Верный признак того, что я как дура влюбилась.
Я так оберегала себя от этого! Влюбленный – хуже пьяного. Совсем себе не принадлежит. Совершает огромное количество безумных, идиотских поступков.
Нельзя было прыгать к молодому человеку в койку на третий день знакомства. Нельзя было идти к нему домой – в эту убогую съемную панельную квартирку, да где, в пустынном Байконуре! Нельзя вообще, по советам всех женских сайтов и журналов, связываться с тем, кто ниже тебя по социальному статусу. Впрочем, стоп: почему Денис ниже? Да, я работаю в крупной корпорации, начальник подразделения. Но ведь Диня, как ни крути, хозяин собственного бизнеса. Пусть маленького, странного, экскурсионного – но все-таки. Фирма «БКП», «Большое космическое путешествие», надо же. Но главное – он такой красивый, и милый, и бархатный! И так хорошо говорит, и так понимает меня…
Нет, ничего подобного со мной правда до сих пор по жизни не было. Ни с Яриком, ни с кем. С Денисом я все время была как пьяная и как будто плыла куда-то. И чувствовала себя мягкой, податливой – как воск или пластилин. И были ослепительные вспышки, и неурочное забвение, и пробуждения в объятиях.
Читать дальше