Франк Тилье - Сновидение

Абигэль посмотрела на выписки и дрожащей рукой положила их на стол. Даты расхода совпадали с теми, когда они с Леа гостили у него.

– Мой отец здесь не жил…

– У меня такое впечатление, что нет.

Когда прошла первая оторопь, Абигэль разозлилась на отца. Зачем он ей лгал? Зачем убедил их, что живет в этом доме? Зачем ему было нужно, чтобы они думали, будто он ведет тихую жизнь в Этрета, если это было не так?

Да, в этот момент она была на него зла: он внезапно появился в их жизни в один прекрасный вечер пятницы и украл у нее Леа, прячась за наружностью любящего деда. Зачем эта ложь?

Абигэль попыталась поставить себя на место одинокого пятидесятишестилетнего мужчины, снимавшего дом, в котором он, судя по всему, не жил. Где же он жил? У кого-то? У женщины? У друга? У бывшего коллеги? Она вдруг вытащила из кармана фотографии, нашла ту, где ее отец был запечатлен на понтоне в порту.

– Как по-вашему, где мог быть сделан этот снимок?

Хозяин внимательно рассмотрел фотографию. Яхты прямо за спиной, многоэтажные дома подальше, на заднем плане…

– Похоже, что в Гавре, где-то в яхтенном порту. Да, это точно Гавр.

Гавр… Что ее отец делал в Гавре? Моряк из него был как из утюга. Абигэль поблагодарила и, уладив последние формальности, вышла. Сев в машину, она поняла, что не способна сейчас ехать в отель, где рискует попросту напиться. До Гавра было не больше тридцати километров. Она положила брелок в виде штурвала и фотографию Ива на приборную панель и тронулась в путь.

Зазвонил ее телефон.

– Да, Фредерик.

– Я… я хотел извиниться за сегодняшнее утро. Я сглупил и…

– Ладно, забыли.

– Как твоя поездка?

– Я кое-что обнаружила, еще не знаю, что об этом думать. Кажется, мой отец вел двойную жизнь. Он не жил в доме, который снимал в Этрета. Это открытие плюс письмо Леа… должна тебе признаться, что… это трудно.

Повисла пауза.

– Ив, может быть, кого-то встретил, – предположил Фредерик. – Женщину, и жил у нее?

– Я об этом думала. Но почему в таком случае он продолжал платить восемьсот евро в месяц за дом? Почему с первых же месяцев не расходовал ни воды, ни газа, ни электричества? Почему уничтожил счета? Нет, тут что-то не сходится. Мой отец снял этот дом, чтобы убедить всех, будто живет иной жизнью, чем на самом деле. И он скверно выглядел, когда приехал ко мне. Вымотанный, похудевший.

– У него всегда был такой темперамент. Слишком нервный, слишком…

– Нет-нет, тут что-то другое, я уверена. Я нашла записку в его вещах, адресованную мне, он пишет что-то вроде «найти истину». Как будто пытается указать мне путь, сам того не желая. Я еду в Гавр. У меня есть ниточка, и я хочу понять.

– В Гавр?

– Среди ключей отца я нашла один с надписью «Матрешка». Это ключ от яхты. Он тебе когда-нибудь о ней говорил?

– Яхта? Чтобы у твоего отца была яхта? Да с каких пор?

– Вот это я и пытаюсь выяснить.

Море мерцало под закатным солнцем. Чайки кружили в воздушных потоках, пикируя торпедами. Абигэль поговорила по телефону еще несколько минут и повесила трубку. Она бросила последний взгляд на высокие скалы, исчезавшие понемногу в темноте, свернула и покатила среди полей. Перед ней на приборной панели широко улыбался с фотографии Ив, позируя перед яхтами.

И веяло жутью от маски лжи, скрывавшей его лицо.

Тьма, казалось, текла из чернильницы , когда Абигэль приехала в Гавр. Порт, насколько хватало глаз, штабеля контейнеров, бесплотные краны, пакгаузы, тянущиеся рельсы. Мигали сигнальные фонари, желтые, красные, зеленые, порой скрытые гигантскими силуэтами грузовых судов, отплывавших в Америку. Порт был огромным человеческим муравейником, однако его бесконечные проспекты казались пустыми, лишь продуваемые зимним ветром с запахом соли и водорослей.

Молодая женщина боялась, что никогда не доедет до цели. Она плутала добрых полчаса в этом призрачном лабиринте, спрашивала дорогу у теней, закутанных в матросские парки, и наконец отыскала яхтенный порт на северной оконечности порта промышленного. Она припарковалась в тупике между длинными зданиями и посидела несколько минут, чувствуя навалившуюся усталость: это было снова неодолимое желание уснуть, посещавшее ее каждый день и всегда неожиданно.

Удобно устроившись на заднем сиденье машины, она провалилась в сон. Глаза закрылись. Часы показывали 18:02. Глаза открылись. 18:19. Около четверти часа вынужденной сиесты, на сей раз без снов, и она заметно приободрилась. Допила воду из бутылки, заперла двери и пошла вдоль пирса с ключами и фотографией Ива в руке.