Франк Тилье - Сновидение

Но Алиса не двигалась, она лежала на полу, словно в прострации, как ни силилась Абигэль вытащить ее из камеры. Молодая женщина вышла и взялась двумя руками за следующий засов, как цепляется утопающий за спасательный круг. За этой дверью была вся ее жизнь. Ее прошлое, настоящее и будущее.

Она открыла дверь. Ее дочь, ее девочка, которую она считала мертвой, упала ей на руки. Это казалось Абигэль одновременно прекраснейшим из снов и худшим из кошмаров. Леа была совсем без сил, приходилось ее поддерживать. Выйдя из камеры, Абигэль снова позвала Алису, но тщетно: девочка не хотела выходить из камеры. Двоих Абигэль было не дотащить.

– Я вернусь за тобой.

Прижимая к себе дочь, она кинулась к выходу. Им оставалось всего несколько метров до свободы, как вдруг в конюшне вспыхнул яркий свет.

Черная тень стояла в дверях с ружьем в руке. И на фоне лунного диска отчетливо вырисовывалась лисья морда.

Стоя на пороге, Фредди целился из двустволки в Абигэль и Леа. Пурпурное пятно расплывалось на левом рукаве его футболки. Его ранили в руку или в плечо. Он повел стволом своего оружия.

– К стене! Живо!

Абигэль почувствовала, как дрожит дочь. Она отступила на несколько шагов и повиновалась. Сидя в пыли на соломе, она обняла Леа, защищая ее. Фредди подошел к ним на три метра. Переломил ружье, вставил второй патрон. Потом тоже сел, положив оружие у своих ног и направив его дулом на пленниц. Оно было слишком далеко, Абигэль не могла даже попытаться его захватить. Только попробуй броситься – даже если он промахнется по ней, Леа пристрелит, как кролика.

Они были в западне, в его власти.

Фредди снял маску и отбросил ее в сторону. Абигэль не поверила своим глазам. Человеком, которого они преследовали больше года, был Николя Тевенен, служитель морга Института судебно-медицинской экспертизы. Скромный, молчаливый молодой человек, которого она встречала столько раз.

– Этот сукин сын убил мою собаку.

Абигэль гладила голову дочери. Этот человек всегда был рядом с ними. Много знал об их расследовании. Он, очевидно, только что застрелил Фредерика из ружья и теперь без колебаний закончит дело.

– Ты не помнишь меня, когда я был маленьким?

Как ни рылась Абигэль в глубинах своей памяти, вспомнить она не могла.

– Нет, конечно нет, – продолжал Фредди, не дожидаясь ее ответа. – Я для тебя никто. Тысяча девятьсот девяносто четвертый год… Центр сна в Пиренеях… Маленький Жак Ламбье… Мальчонка, который спал два часа в сутки… Мы были в соседних палатах, когда ты там лечилась. Теперь вспоминаешь?

Абигэль покачала головой:

– Мне очень жаль, но нет, я не помню. Ничего не помню…

– Я освежу тебе память. Бенжамен Виллеме, отец Артура, сживал меня со свету в приюте Управления по санитарным и социальным делам. Этот тип вообще с детьми не церемонился. А уж со мной и подавно. Ему было невыносимо, что я встаю ночью, мешаю спать другим. Он думал, что я это делаю ему наперекор, провоцирую. Взрослые бывают такими тупыми… Я ведь не нарочно. Я просто не хотел спать, никогда не хотел. Ночью мне надо было жить, двигаться, как днем. Он преследовал меня, наказывал, унижал сотни раз, а потом отправил туда, в Валь-дю-Бель-Эр, где будто бы должны были восстановить мой сон.

Он помолчал, глядя на кровь на кончиках своих пальцев, потер большой об указательный, как скатывают в шарик жевательную резинку.

– Год… Я был игрушкой Пьера Манжена, тамошнего директора, целый год, хотя курс лечения продолжался три недели. Но Манжен просто зациклился на моем расстройстве. Мальчишка, который почти не спит и при этом нормально растет. Ты представляешь, сколько можно выиграть, проводя так мало времени в постели? Сколько всего сделать, когда не спишь? Не так давно я узнал, что Манжен написал книгу. Я прочел ее. У этого мерзавца всегда был пунктик: свести до минимума время сна без потери умственных способностей. Он работал с эпидемиологами, с неврологами и даже с фармацевтической промышленностью, чтобы проникнуть в тайны сна. Ты это знала?

Абигэль покачала головой.

– Он был убежден, что можно жить и нормально развиваться, уделяя минимум времени сну. Конечно, меня он в своей книге не упоминает, потому что этот паршивец даже не пытался меня лечить. Наоборот. Я был его игрушкой для опытов. Его морской свинкой. В сущности, он был в десять раз хуже Виллеме. Поэтому и я обошелся с ним по-особому…

Он взял с пола немного соломы. Изо всех сил сжал ее в кулаках.