Николай Зорин - Эффект предвидения

Аня бросилась к двери, но дверь оказалась запертой снаружи. Она в ужасе задергала ручку – бесполезно, нужно искать другой путь.

Аня опять оглядела комнату. Должна же была остаться дыра в потолке, через которую она сюда попала. Но потолок оказался гладким и цельным. Аня заметалась по комнате, пытаясь найти выход, но тут за спиной раздался голос и позвал ее. Голос был совсем близко. Аня обернулась – у окна, в кресле, спиной к ней, сидел Кирилл. Надо же, здесь, оказывается, есть окно, а она его и не заметила. И Кирилла тоже не заметила. Странно. Да ведь и не было никакого окна, еще минуту назад не было. И кресла не было. И Кирилла тоже не было. Ну, конечно, не было. Он только что вошел и сел. Только как он мог войти, если здесь нет нигде выхода? И кресло как же? Принес с собой? Это их кресло, то самое, в котором…

Отчего-то ужасно боясь, Аня стала медленно приближаться к мужу.

– Кирилл! – тихо окликнула она. Зубы стучали, ноги подгибались и не желали идти дальше. – Кира!

Он обернулся. Господи! Да ведь это же не Кирилл, это старуха. Нет, это даже не старуха, это ее слепая страшная бабушка. Выбралась, значит, и дорогу нашла. Опять выбралась, и рисунки не помогли. Только зачем она притворилась Кириллом? Сначала-то в кресле явно Кира сидел. Наверное, у нее какой-то свой ужасный замысел, а притворилась для того, чтобы войти в доверие, с первого шага не пугать и от себя не отталкивать. Чего же она от нее хочет? Может, попросит быть повежливее и поласковее с черной старухой? Скорее всего. Ведь они, очевидно, сестры.

Бабушка пристально посмотрела на Аню (странно, как она может смотреть, если она слепая?). Губы ее мелко вздрагивали – то ли от сдерживаемых рыданий, то ли от смеха.

Нет, это она просто хочет что-то сказать, но почему-то не может. Надо ей помочь, она и так обижена за то, что ее могилу завалили венками и придавили тяжелым памятником, и потому ей столько лет и сил пришлось потратить, чтобы выбраться.

– Что, бабушка? Что ты хочешь сказать?

Губы бабушки искривились в страшную усмешку, голос наконец прорвался сквозь немоту:

– Ты никогда, слышишь, никогда не сможешь отсюда выбраться. – И она захохотала, уже совершенно не сдерживаясь. – Эта комната – твоя могила, наверху только земля, много-много метров земли, отличного чернозема, удобренного поколениями мертвых тел. Наверху, над тобой, уже выросли цветы и деревья, тебе не выбраться отсюда, ни за что не выбраться.

Бабушка снова захохотала. Она хохотала все громче и громче. Выдержать этот ужасный смех было невозможно.

– Замолчи! Замолчи! – закричала Аня и проснулась.

Обливаясь холодным потом и задыхаясь, лежала она, всматриваясь в темноту. «Это только сон, страшный сон, – уговаривала она себя. – Нужно просто окончательно проснуться, нужно позвать Кирилла, прижаться к нему, к его теплому, большому, надежному телу, и все закончится. Он поможет, он спасет от кошмара, он защитит».

Да нет! Ведь Кирилл уехал. Он оставил ее одну, бросил, отдал на растерзание кошмара.

Жуткое раздражение поднялось в Ане. В ярости она ударила кулаком в стенку дивана – мягкая, упругая стена. Кошмар продолжался.

Аня в ужасе начала ощупывать поверхность вокруг себя. Наконец поняла, что лежит на диване в гостиной. И еще она вспомнила, что Ирина осталась у нее ночевать, она где-то здесь, наверное, в спальне. Это ее немного успокоило. Да, это только сон, страшный сон и ничего больше. Иринины таблетки не принесли ожидаемого результата, видимо, они ей не подходят. Но это не смертельно, завтра они придумают какое-нибудь другое средство. А сейчас нужно встать и переместиться в спальню. Там Ирина, живой человек, там нет места кошмару.

А может, просто позвать ее, все-таки идти по темноте она пока не готова. Нет. Ирина такая засоня, ее не докричишься. Да и что тут такого? Встать, зажечь свет и пройти в спальню. Сначала на кухню, выпить водички (кажется, еще оставался спрайт), покурить, а потом лечь рядом с Ириной, забраться к ней под одеяло, прижаться к теплому, живому человеческому телу.

Аня села, спустила одну ногу с дивана и тут… Вторая нога повисла в воздухе, крик застрял в горле. В углу комнаты, у самой двери, загорелся маленький желтый огонек. Огонек качнулся, словно вздохнул, и пошел на нее.

Все, конец, Ирину звать поздно, да она и не услышит, а Кирилл в Америке. Спасения не будет, спасения нет. Огонек приближался. Вот уже стали проступать очертания черных одежд, освещенных этим желтым мерцающим светом. Вот старуха (или ее страшная слепая бабушка из детства?) вытянула вперед руку, сделала еще шаг и коснулась ее лица. Свечка, маленькая погребальная свечка в другой руке старухи качнулась. Огонек качнулся. Воздух качнулся…