Вера Арье - Весна умирает осенью [litres]

– Марк, ну что вы в самом деле! Идите же сюда, что вас вечно тянет в народ! – раздался откуда-то слегка надменный женский голос.

Оливия, приблизившаяся было к оккупированному Родионом столику – на первой линии с видом на променад и алмазную гладь Ла-Манша, – обернулась. За серповидной аркой с надписью: «Пляж «Солнечного бара» на дощатой палубе, утопавшей в песке, были расставлены изящные столики и кресла. Рядом с ними поблескивали никелевыми боками ведерки для льда, а сверху нависали тугие купола сине-желтых солнцезащитных зонтов.

У самого длинного стола, рассчитанного на восемь персон и отгороженного от остальных декоративной ширмой, стояла элегантная дама. В тонком кашемировом кардигане, свободных брюках, струящемся шелковом шарфе и объемных темных очках на остром аристократичном лице, она напоминала одну из тех американских кинозвезд, которые фланировали по Довилю еще пару недель назад.

Рядом с немолодой красавицей в подобострастном полупоклоне застыл гарсон, держа наготове блокнот, чтобы в любой момент взять у нее заказ.

Всплеснув холеными руками, замшевый Марк устремился к даме, восклицая:

– Зоя, ну зачем вы… – Тут, чуть замешкавшись, он присовокупил на ломаном русском: – Dusha moja! Дайте же мне о вас позаботиться!

«Душа» равнодушно пожала плечами и бросила официанту:

– Бутылку «Krug» Grande Cuvée и две дюжины устриц.

Преданно кивнув, официант устремился в сторону барной стойки, игнорируя попытки Родиона привлечь к себе внимание. Оливия опустилась в парусиновое кресло рядом с ним и начала изучать варианты позднего завтрака: багет с маслом и джемом, яйца-пашот, тосты из ржаного хлеба с авокадо и лососем – все это выглядело крайне аппетитно!

– Знаешь, кто эта дама? – поинтересовался Родион, заполучив наконец свой кофе и свежевыжатый цитрусовый сок.

Оливия помотала головой, держа в сжатых губах заколку для волос, которые она уже несколько минут пыталась скрутить узлом на затылке.

– Ее зовут Зоя Вишневская. Знакомо тебе это имя?

– Ну конечно, – подтвердила она, справившись наконец с прической и отхлебнув «горячего шоколада», который на деле оказался холодноватым приторным какао. – Я же видела ее десятки раз в светской хронике… Когда я жила в пансионе при балетном училище – до того, как поступила к нам на факультет, – у меня все стены были обклеены репродукциями работ ее отца. Андрей Вишневский – гений, опередивший время, художник, который умел изображать не предметы, а эмоции. Поэтому его картины мало кто мог подделать…

– Насколько я знаю, подделывали, и не раз, – возразил Родион, принимая от официантки одной рукой корзинку с круассанами, хлебом и миниатюрными баночками джема, а второй – увесистую масленку с желтоватым нормандским маслом.

– Да, но как только дело доходило до серьезной экспертизы, сразу выяснялось, что рисунок сделан другой рукой. У Вишневского была повышенная чувствительность к цвету, он избегал однозначных оттенков и всегда смешивал краски – воспроизвести его «радужный сплав» практически невозможно…

Внезапно в кармане Родиона тренькнул телефон. Он нехотя принял звонок и тут же пустился в пространное обсуждение каких-то стилистических нюансов, связанных с корректурой его новой документальной книги.

Ломая пальцами теплый, чуть липковатый от масла круассан, Оливия рассеянно созерцала окружающий мир. Солнечные блики сверкали в едва намечающейся у берега волне, где-то вдалеке ползла, оставляя за собой пенистый след, неуклюжая баржа, а из городской гавани отчаливали легкие яхты и парусники.

На пляже, подобно бабочкам, распахивали крылья многоцветные зонтики, а между ними в поисках достойной добычи по-хозяйски прогуливались вальяжные чайки.

Тут мимо Оливии проплыли два сервировочных блюда-кокиль, заполненные кубиками льда, на которых посверкивали отборные устрицы и желтели ломтики лимона. Протиснувшись между столиками, официант водрузил свою ношу на стол, за которым расположились Зоя Вишневская и ее франтоватый спутник. Подавшись вперед и обхватив интимным жестом ее сухие запястья, Марк, кажется, так его звали, что-то страстно говорил, пристально вглядываясь в ее лицо. Но оно сохраняло дружелюбно-сдержанное выражение – Вишневская была актрисой с богатым сценическим прошлым и умела контролировать свои эмоции, дозированно выдавая белозубые улыбки, благосклонные кивки и короткие рулады смеха в уместных на публике количествах.