Журнал «Искатель» - Искатель, 2018 № 12

Вагончик трижды легко содрогнулся. Старшой поднимался по лесенке, один. Корзухин дернулся было, потом вспомнил, что отсиживает лишнее, и снова прилег.

— Не суетись, — махнул рукой старшой. Привычно уселся за стол, протянул пачку «Примы» Корзухину, вернул ее в карман. — Можешь идти. Выходишь по обычной схеме.

За малым полные трое суток дома, в лучшем случае у ящика, Корзухина не порадовали… Устроиться бы куда по совместительству, да только ему и с этим невезуха. И здесь не видать бы ему места, если б не Роман… Пойти учиться, что ли? Вон Роман после дембеля устроился же в эту, как ее, «Академию вневедомственной охраны», теперь диплом с водяными знаками имеет… Ну, не в академию — могут не принять, так на заочное или на курсы куда-нибудь. Чтобы посиживать, отучившись, за черным пустым столом, заказывать пиццу в офис — на себя и на секретутку, и чтобы ходовая часть у нее, как у Тоньки, а личико развратное такое, как у той, что по ящику про музыкантов базарит…

— Опять кемаришь, Корзухин. А я сейчас водил новенького по охраняемому объекту, так Витюню вспомнил. Что лежит там, за забором, а мы с тобою жизнью наслаждаемся.

Корзухина, когда вспоминает он Витюню, едва слеза не прошибает. Витюня погиб, обеспечивая их безопасность. Ровно в условленное, до секунды выверенное время, он вырубил ток во всем квартале, но сам не уберегся. Витюня погиб, как герой, и Корзухину теперь саднило, что так и не успел он отдать Витюне занятую два месяца тому назад в веселый час двадцатку, и почти забылось, что и не собирался ее отдавать. Однако сказанное сейчас командиром поразило Корзухина глубиной, которую он назвал бы философской, если бы уверен был, что правильно понимает это слово.

— Какая ж там сладость, командир? Денег взяли с гулькин нос, а в зону свободно можем угодить…

— Любая, знаешь ли, жизнь, хоть и в зоне, это наслаждение, это не то, что в сырой земле.

— Место как раз неплохое, компания приличная, — рассудительно промолвил Корзухин. Знает он, знает за собой этот грех: любит прикинуться умнее, чем представляется людям. Дескать, по-твоему, командир, Корзухин только и годен, что баранку крутить, так получи… — И если тело Витюнино в чужой могиле, то душа его, может быть, уже в раю.

Роман хмыкнул. Быстро взглянул на Корзухина и тут же снова поднял на него глаза — чужие сегодня, какие-то совсем холодные:

— А как насчет заповеди «Не воруй!»?

— Так ведь в Писании сказано, командир: «Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься». — И, чтобы окончательно уж добить ошеломленного старшого, добавил весомо: — Тут главное, чтобы в последний момент успеть покаяться, перед самой-то этой, с косой которая. Если Витюня успел, тогда ладушки.

И тут Корзухин вдруг реально представил себе — в первый раз за всю неделю, что после того скока тянется, — и так реально, в прозрении каком-то представил, как лежит там сейчас Витюня в холодной и мокрой земле, такой заводной: с утра стебался, всех подначивал, а Корзухин так даже и обиделся всерьез на него, на покойника-то. Тут, снаружи, солнышко уже пригревает, а там, внизу… Комок подкатил к горлу, и Корзухин вдруг выложил:

— Понапрасну Витюня-то сгинул.

После таких смелых слов лежать ему стало очень неудобно, пришлось сесть на топчане. Поднял голову, но втянул ее в плечи, не решаясь встретиться взглядом с командиром.

— Почти согласен я с тобою, Корзухин. Но только почти. Мы сделаем снова, и теперь уже гребанем. Тогда и Витюню как следует помянем.

Состояние прозрения у Корзухина продолжалось, и потому вдруг ясно понял он, что старшой вовсе не собирается поминать Витюню, когда гребанут наконец-то, и что он только для него, для Корзухина, так говорит, но это не вызывало злости или недоверия к командиру, а напротив, уверенность, что так и надо и что это командирское вранье только подтверждает: им действительно повезет, старшой сделает. А тот продолжал:

— Взяли мы мелочевку, это точно, и каждому досталось разве что на сигареты, из розданного то есть, но на настоящую машинку теперь хватит. Куплю машинку — это тебе не с газовыми пукалками лезть… И план новый уже есть, лучше прежнего. Вот соберемся на днях, я думаю, на Микиной смене, и я все расскажу, Корзухин. Примерно так.

Корзухин кивнул, решив промолчать. Командиру виднее. Хоть и было ему что сказать. Жаль и теперь, к примеру, спортивного костюма, который и надеть-то довелось только раз. Сжег костюмчики командир вместе с копеечными масками, не пожалел! А сейчас бы пригодился, хоть и секондхендовский: разок бы можно и на свиданку с Тонькой надеть. Она-то прикинута как надо: красный кожаный плащик, а прямо из него ноги торчат — и какие ноги! Знай наших! Теперь едешь в трамвае, смотришь, как водится, на телок, и гордость даже чувствуешь — куда им всем до моей, до Тоньки…