Журнал «Искатель» - Искатель, 2017 № 08

Держать язык за зубами предпочли только те, кого средства массовой информации называли наиболее вероятными кандидатами на ожидающуюся со дня на день вакансию. Похоже, опасались ребята сболтнуть ненароком что-нибудь лишнее. А обуревавшие их чувства выражали разве что украдкой, путем испускания томных вздохов. Почти как в одном из ранних поэтических творений Михаила Самойловича Иткиса:

В самом деле, какая, извините, няня, ежели за стенкой на кухне грохочет кастрюлями законная супруга? Семья, братцы, никуда от нее не денешься. Между прочим, Сан Саныч — все это превосходно знали — слыл отменным семьянином. То есть что ему там говорили, то и делал. Прозорливый Мичурин попробовал было однажды что-то такое вякнуть про семью. Ну и что? Да ничего хорошего. Слава богу, хоть с работы не выперли. Дали возможность досидеть до пенсии. С тех пор и стал Владлен Марленович прозорливым. Только вот кому она, прости господи, нужна теперь эта его прозорливость?

А Сан Саныч, отлежав в больнице сколько положено, вышел на работу, и все, казалось бы, вернулось на круги своя.

«Надолго ли?» — с усмешкой подумал прозорливый Мичурин и, как всегда, оказался прав. Прошло совсем немного времени, и в один ничем не примечательный солнечный день Сан Саныч объявил, что уходит в отставку, а вместо себя оставляет на хозяйстве Пал Саныча.

Из подъезда исключительно солидного федерального учреждения прокурор Магаданенко вышел в отвратительном расположении духа. На совещании, где присутствовали представители всех силовых структур, Пал Саныч, как обычно, больше слушал, чем говорил. Однако только слепой не смог бы разглядеть тщательно скрываемое возмущенное негодование, таившееся за непроницаемым выражением лица высокого руководителя. Оно и понятно — в столице, где нечто похожее давно уже происходило лишь в детективных телесериалах, случились в течение недели сразу три террористических акта. О том, какие могут теперь последовать кадровые решения, страшно было даже представить.

Возвратившись в прокуратуру, Магаданенко распорядился вызвать на совещание руководителей всех структурных подразделений и принялся напряженно раздумывать над тем, что следует предпринять. Без совещания, разумеется, было никак не обойтись. Его протокол нужен был, чтобы в случае чего заткнуть глотку разным критиканам. Тем, кто посмел бы обвинить прокуратуру в бездействии. Как говорится: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — ого-го!» А что дальше? Все столичные правоохранительные структуры и так уже «стояли на ушах». Только вот результатов как не было, так и не предвиделось. Впрочем, чему же тут удивляться? Расслабились «органы», навыки борьбы с преступностью подрастеряли. А ведь были же не так давно настоящие оперативники и криминалисты. Те, которые раскрывали на «раз-два» самые изощренные преступления.

Внезапно прокурору подумалось о генерале Пронине. Семен Семенович возглавлял когда-то один из главков МВД и являлся близким другом ныне покойного отца Магаданенко. Пришлось звонить.

— Шурик? — услышал прокурор в телефонной трубке бодрый командирский баритон генерала. — Ну, здравствуй, родной. А я-то думал, все уже обо мне позабыли. Можешь ничего не рассказывать. Газеты, слава богу, выписываю и телевизор смотрю. Словом, подъезжай на дачу ко мне после службы. Заодно в баньке попаримся…

Так уж получилось, что именно в те минуты, когда прокурор беседовал по телефону с отставным генералом, Сигизмунда Артуровича Зябликова встречал на перроне Ярославского вокзала Рамзес, Иннокентий Игоревич Рамзайцев.

О возмутительных терактах, случившихся в его отсутствие, Сигизмунд Артурович узнал еще в поезде. О них всю дорогу оживленно судачили пассажиры, ехавшие с ним в одном вагоне.

— Ну и что скажешь? — спросил он Рамзеса. — Неужели снова Чубайс отличился?

— Ошибаешься, — сообщил Иннокентий Игоревич. — Чубайс в Греции. Он тут совсем не при делах.

— Так-так, — задумчиво проговорил Сигизмунд Артурович. — Ладно! Собирай-ка ты, братец, Верховный Совет. Будем заседание проводить. И все равно, — добавил он, — печенкой чую — во всем виноват Чубайс. Об этом еще Борис Николаевич Ельцин предупреждал.

— Так ведь он же совсем про другого Чубайса, — возразил Иннокентий Игоревич. — Да и сказано было все как бы в шутку.