— Мне действительно совершенно не хочется оставлять тебя тут в одиночестве, Хелен, милая, — произнесла Марджери. — Может, мне задержаться и помочь тебе?
— Спасибо, Марджери, я в полном порядке, — ответила Хелен тем самым ледяным голосом, который ее секретари хорошо знали и боялись. — Когда все уйдут, я смогу наконец спокойно поработать.
Марджери поняла это именно так, как следовало — как констатацию факта, а не грубость.
— Хорошо. Но я настаиваю на том, чтобы завтра ты взяла выходной.
— Не могу, — возразила Хелен, — завтра должен быть готов план апрельского номера.
— Мы справимся и без тебя.
— Я предпочла бы быть здесь. Съезжу домой, позавтракаю, приму ванну и вернусь.
— Что ж… Смотри, как будешь себя чувствовать.
— Спасибо, Марджери. Доброй ночи.
— Доброй ночи, Хелен.
Марджери неохотно вернулась в свой кабинет. Хелен вставила в машинку новый лист бумаги и напечатала: «Опера нищих возвращается в город. Молли-карманница захватывает парки Парижа в самых изысканных лохмотьях, которых мир не видел с тех пор как…». Она нахмурилась, перевернула лист и начала снова: «Если верить Парижу, то этой весной наступает время лохмотьев и обносков. Беспризорницы и оборванки беззаботно прогуливаются по парижским подиумам и поражают зрителей взрывом ярких цветов…»
В этот момент приехал Годфри Горинг.
Годфри Горинг, генеральный директор и держатель контрольного пакета акций «Стиль пабликейшенс лимитед», был деловым, уверенным в себе мужчиной слегка за пятьдесят. Седой, представительный, он выглядел именно так, как должен выглядеть бизнесмен. Несколько лет назад, когда «Стиль» находился в сложном финансовом положении, он купил контрольный пакет акций. Все знали, что ему пришлось вложить много собственных средств, чтобы вытащить «Стиль» из болота и поставить на ноги.
Своим успехом Горинг был обязан в первую очередь тому, что никогда ни в чем не мешал своим сотрудникам. Он знал, что мода — это серьезный бизнес, гордился тем, что на него работают лучшие эксперты в этой области, и позволял им заниматься своим делом. Он терпел их странности и сложные характеры и не ограничивал их самые необычные идеи. Их успех или провал Горинг оценивал очень просто — по объему средств, потраченных на рекламу в «Стиле» лучшими фирмами, теми, вещи которых продаются дороже двадцати гиней. Сам Годфри всегда считал, что одежда — это только одежда, но ему никогда бы не пришло в голову сказать что-то подобное в присутствии Патрика или Терезы. Так же, как и признаться, что знаменитый вкус «Стиля» для него не священное достояние, а всего лишь способ делать деньги. Только если доход от рекламы начинал падать, он мог — крайне ненавязчиво — сделать замечание редакторам журнала.
К счастью, необходимость в этом возникала редко. Интерес общественности к хорошему вкусу и красивой жизни только усиливался, а именно это и продавал Годфри Горинг. Тем не менее без его мягкой, но уверенной руки журнал мог бы снова вернуться к тому нездоровому экономическому положению, в котором он его нашел. Из всех его подчиненных только Марджери Френч полностью это сознавала. Она, как часто замечал Горинг, была главным сокровищем журнала. Марджери обладала безупречным чувством стиля и интуицией, но при этом Горинг мог спокойно доверить ей все финансовые и административные вопросы, когда год назад уезжал в Америку, чтобы набраться опыта в области рекламы и издательского дела. Он относился к Марджери с большим уважением и симпатией.
Кроме этого, он не мог не оценить преданность делу, которая заставляла сотрудников редакции работать до столь позднего часа, и этим вечером ему захотелось их вознаградить. Только что за ужином в «Оранжерее» он весьма успешно обсудил дела с Хорасом Барри — владельцем компании «Барримода», купившим несколько страниц рекламы в ближайших номерах «Стиля». За кофе к ним присоединился Николас Найт — талантливый молодой дизайнер (по слухам, главный кандидат в Большую Десятку), салон которого, как, впрочем, и рабочие помещения, и квартира, находился над «Оранжереей» — в доме напротив редакции «Стиля».
В половине второго ресторан начал закрываться, и Годфри предложил своим спутникам заехать к нему на Бромптон-сквер, пропустить по стаканчику на сон грядущий. Выйдя на мокрый от дождя тротуар, он заметил, что в окнах редакции горит свет. Открылась парадная дверь здания, из которой появился Доналд Маккей. Он вздрогнул и поднял воротник пальто.
Читать дальше