Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

Этот вечер я собирался спокойно провести дома.

Домом мне служил похожий на баржу шестнадцатиметровый жилой катер «Дутый флэш», причал Е-18, Бахья-Мар, Лодердейл.

Дом — это уединение. Задерни везде глухие ночные шторы, задрай люки, включи кондиционер, чтоб его мягкое гудение заглушило доносящийся снаружи шум, — и вот ты уже полностью отрезан от безалаберной жизни на соседнем судне. С таким же успехом можно находиться в ракете по ту сторону Венеры или затаиться под толщей полярных льдов.

Большую каюту я назвал салоном, ибо так величают ее моряки, и это слово напоминает о безделье, моем основном занятии.

Развалясь на угловом диванчике, я изучал карты рифов и отмелей, пытаясь раздуть в себе хоть слабую искру жизненной энергии, побуждающей отправиться на поиски нового места для стоянки «Дутого флэша». Пара «геркулесовских» двигателей по 58 лошадиных сил каждый выжимали верных 6 узлов. И все же не хотелось трогаться с места. Лодердейл мне нравился, но я болтался здесь так долго, что уже не мог разобраться — хорошо это или плохо.

Чуки Мак-Колл ставила какие-то бестолковые спектакли. Она обосновалась у меня, потому что тут было тихо и просторно. Распихала всю мебель по углам, принесла два зеркала из капитанской каюты и водрузила на столик свой маленький трескучий метроном. Она носила старый выцветший ржаво-рыжий леотард [1] Леотард — облегающая рубашка, которую обычно носят танцоры или артисты балета. ( Здесь и далее примеч. перев. ) , залатанный в нескольких местах черной лентой. Темные волосы Чуки поддерживал легкий шарф.

Она много работала. Раз за разом повторяя сценку и постоянно что-то меняя в ней, добивалась наконец желаемого результата и тут же поспешно делала пометки в блокноте.

Танцовщице вообще приходится вкалывать, как шахтеру в забое. Она топала стройными ногами, шипела и корчилась, извиваясь всем телом, а тело у нее было чудо как хорошо. Несмотря на кондиционер, в салоне витал исходивший от нее слабый остро-сладкий запах — запах сильной и крепкой разгоряченной девушки. Отвлекаться и смотреть на нее было приятно. В неярком верхнем свете ее кожа лоснилась от пота.

— А, черт! — сказала она, мрачно изучая свои записи.

— Что-нибудь не так?

— Да нет, ничего страшного. Просто надо точно определить, кто где будет стоять, а то получается, что они у меня лупят друг дружку руками и ногами. Я и сама иногда путаюсь.

Она принялась что-то вычеркивать, а я вернулся к изучению отмелей на северо-востоке от рифов Успокоения. Она поработала еще минут десять, снова занесла пару строк в блокнот и, тяжело дыша, оперлась о край стола.

— Трэв, милый…

— Да?

— Мы как-то говорили о том, чем ты зарабатываешь на жизнь… Ты меня тогда не дурачил?

— А что я сказал?

— Звучало диковато, однако я склонна тебе верить. Ты заявил, что если у X есть что-то ценное, но вдруг появляется Y, отнимает это что-то и у X нет абсолютно никакого шанса вернуть свое добро, то тогда появляешься ты, вместе с X отбираешь ценности у Y и половину оставляешь себе. Потом… Ты просто живешь на эти деньги, пока они не кончаются. Это и в самом деле так?

— Очень упрощенно, Чук, но в общем все верно.

— И ты никогда не попадал в переделки?

— Когда как. В положении Y большого шума обычно не поднимают. Поскольку я что-то вроде последней надежды, моя доля — пятьдесят процентов. Половина для X много лучше, чем вообще ничего.

— И ты потом держишь язык за зубами?

— Чук, я ведь пока еще не заказал себе визитных карточек. Что бы мне на них написать? «Трэвис Макги. Возвращатель»?

— Но Боже мой, Трэв, сколько таких дел ты сможешь отыскать, лежа на диване, в то время как деньги уже кончаются?

— Вполне достаточно, чтобы прикинуть и выбрать. Это сложная материя, дорогая. Чем замысловатей становится наше общество, тем больше относительно законных способов украсть. Иногда наводят на след старые клиенты. А если взять кипу газет и очень внимательно читать между строк, легко можно наткнуться на толстого счастливчика Y и на ломающего руки X; после чего разумный человек, немного потрудившись, обеспечивает себе очередной период заслуженного отдыха. Вместо пенсии после шестидесяти я пользуюсь им на протяжении всей жизни.