Наталия Антонова - Выстрел в ночи [litres]

Легковые машины у некоторых местных есть, но они заезжают в деревню с асфальтированной центральной улицы, а потом ставят машины на своих участках. Машины в магазин, на почту, в аптеку, отделение полиции тоже следуют до места назначения по центральной дороге.

Обход домов ничего не дал, все только пожимали плечами и разводили руками, посторонних никто не видел. Андриана почувствовала, что ноги у нее буквально гудят, и уже собралась попросить Руфину о возвращении домой, как та сама сказала:

– Не знаю, как вы, а я устала. Давайте зайдем в сельпо за хлебом и домой.

Андриана согласно кивнула.

Возле магазина Сомова кивнула старичку, дремавшему на лавочке, и сказала:

– Здравствуй, Семеныч! Как здоровье?

– Здравствуй, Инночка! Скриплю понемножку, – хрипло засмеялся старик.

«Интересно, кто это, – подумала Андриана, – местный бомж, что ли? Да нет, не похож. Одет чисто и вполне прилично». Когда Инна купила хлеб и, пошушукавшись с продавщицей, направилась к двери, Андриана Карлсоновна спросила ее:

– А кто этот дедушка?

– Какой дедушка? – удивилась Сомова.

– Тот, что на скамейке дремлет.

– А, так это Семеныч. Ночной сторож.

– Но для дежурства ночного сторожа вроде бы рано еще, – осторожно заметила Андриана.

– А чего Семенычу дома-то делать? Тут он хотя бы на людях.

– А он что, один живет?

– Почему один? – удивилась Инна. – Сын у него, невестка, внук. Но они все при деле, заняты, вот и получается, что Семеныч сам по себе.

– Получается, – грустно вздохнула Андриана и пробормотала себе под нос: – А все говорят – как без детей…

– Вы что-то сказали? – озадаченно посмотрела на нее Сомова.

– Нет, это я сама с собой, – отмахнулась Андриана и спросила: – А сигнализации у вас в магазине нет?

– Нет, откуда?

– И камер наблюдения тоже?

Женщина в ответ только рассмеялась. Андриана вдруг повернула назад и устремилась к прилавку.

– Вы куда? – крикнула ей вслед Инна.

– Я сейчас.

Андриана вышла из двери, нагруженная двумя пакетами.

– Что это у вас? – удивилась Сомова.

– Хочу Семенычу, как говорит, мой юный знакомый, поляну накрыть.

– Поляну?

– Ну да. Угостить его. Какая вы, Руфина, несовременная, – с веселым укором добавила она.

– Инна, – поправила женщина.

– Инна так Инна, – согласилась Андриана и попросила: – Помогите мне с ним познакомиться.

– Да зачем он вам сдался? – досадливо спросила Сомова.

– Как это зачем? – притворно удивилась Андриана. – Смотрите, какой славный старичок, так и кажется, что он сейчас рассмеется на все лады от ха-ха-ха до трюх-трюх!..

– О чем это вы? – опешила Руфина-Инна.

– Не помните Даниила Хармса? У него есть стихотворение «Веселый старичок» о забавном смешливом старичке. Очень оно мне нравится.

Сомова вздохнула, давая понять Андриане Карлсоновне, что старость не радость. Взяла у нее пакеты и направилась к окончательно проснувшемуся Семенычу.

– Вот познакомьтесь, – сказала она ему, – это Андриана Карлсоновна.

– Очень приятно, – засуетился Семеныч, вскочил со скамейки, снял шляпу и, прижав ее к груди, произнес: – Иван Семенович Перепелкин.

– Мне тоже очень приятно, – улыбнулась ему Андриана приветливо и смущенно одновременно, как гимназистка на первом свидании, и, указав глазами на скамейку, спросила учтиво: – Можно присесть?

– Да, конечно! Присаживайтесь! – воскликнул Семеныч, который, как впервые за все время своего проживания в Липовке узнала Инна, звался Иваном.

Андриана была в брюках, но когда она садилась, у обоих присутствующих при том свидетелей создалось впечатление, будто она расправила пышную юбку.

«Сейчас книксен сделает» – промелькнуло в голове у Сомовой. Но Андриана Карлсоновна училась в советской школе, поэтому поклонов с приседаниями в знак приветствия делать не умела. Она ограничилась тем, что расстелила между собой и передвинувшимся чуть дальше по скамье Семенычем салфетку и стала выкладывать на нее нарезанные ветчину, сыр, окорок, ломти хлеба, насыпала горкой шоколадные конфеты «Ну-ка отними!» и поставила бутылку пива «Жигулевское».

– Давайте, Иван Семенович, отметим наше знакомство!

Семеныч от удовольствия крякнул и подкрутил свои усы. Женщина ему нравилась. Сразу видно, серьезная, состоятельная. И городская. Но чувство опять-таки оставшегося с советских времен мужского достоинства не позволило ему наброситься на выставленное дамой угощение. И он проговорил:

– Вообще-то я должен вас угостить.