— Не путаю, все помню, как восхождение на Белуху.
— Какую Белуху?
— Пик Белуха, Восточный Алтай, высота вершины четыре тысячи пятьсот метров, — отрапортовал дядя Коля. — Не путаю. Она мне знаешь как спину мяла, когда слушала хрипы в легких каждый день. Пальчики такие, с красными коготками.
— А дальше? — не выдержала Юлька.
— А дальше они там минут десять пробыли, и она потом ушла.
— То есть Окуневский остался в процедурном кабинете, а Ерашова вышла?
— Да, я еще удивился, что она дверь ключом закрыла, ключик так аккуратно в карман халата положила и поцокала каблучками по коридору.
— А вы? Что вы делали потом? Почему не подошли к следователям, когда с убийством Окуневского разбирались? Почему промолчали о таком важном факте?
— А у меня никто ни о чем не спрашивал, — удивился Палкин. — У меня чекушка с собой была, я ее выпил, потом потихоньку до кровати дошел, а там, в тумбочке, еще одна была припрятана.
— То есть все эти дни вы были пьяны? Это в больнице-то? — удивилась Юлька. — А как же по горам лазите?
— А я сейчас на тренерской работе. И то, видишь, руку сломал, запеленали.
— Рот бы вам еще запеленать, дядя Коля, чтобы водку не пили. Идите спать. Вот такие у нас известные личности! То ли перелом надо лечить, то ли алкоголизм. А выписать за нарушение режима нельзя — скандал сразу закатят. Вот и мучаемся. А что он там про Окуневского говорил? Я не поняла.
— Да так, пьяные бредни, белая горячка, — отмахнулась Юля, думая совершенно иначе.
Значит, свидетель был пьян, поэтому какой же он свидетель, ему никто не поверит. Ей надо это обдумать.
Когда она спускалась вниз по лестнице, то наткнулась на Игната и растерялась.
— Любимая, что ты тут делаешь? Ты почему меня бросила? Исчезла, понимаешь ли, я уже не знаю, что и думать.
— Я тут была по своим делам, Игнат. Как твое здоровье? Как нога?
— Ты знаешь, когда я перестал бегать по этажам и заниматься сексом в шкафу, то резко пошел на поправку.
— Нашел что вспомнить! — она покраснела.
— Любимая, а какие тут у тебя дела? Мы опять пойдем на шестой этаж или ты придумаешь чего-нибудь покруче?
— Нет, Игнат, круче уже ничего не может быть.
Он как-то странно посмотрел на нее.
— Я тебя обидел, любимая?
— Нет, Игнат. Но ты извини, я спешу домой. Сегодня уже столько событий произошло, что мне надо все обдумать.
— А сколько еще будет? — продолжил он.
В приемном покое стояла тишина, охранник мирно посапывал за своим столом. Юля возвращалась домой в такси с мыслью о том, что ей повезло с людьми, которые ей встречаются в жизни. Вот Игнат, молодец, если надо, и влюбленного изобразит. А у Ирины наконец личная жизнь обустраивается. Но Роза Викторовна? Неужели она? Ведь у них с Окуневским были отношения… Тогда после интервью Роза слегка разоткровенничалась и дала молодой журналистке совет, что мужчин любить нельзя, их нужно только использовать. А может, все-таки любовь? Убийство из-за любви. Эдакая леди Макбет местного разлива.
Юле надо хорошо подумать, она знает свою особенность, из словесного тумана обязательно выкристаллизуется главное, и она это главное обнаружит. У нее нет вариантов.
Глава 43
Материал в номер
Тираж газеты «Наш город» со статьей Юлии Сорневой об убийстве доктора Окуневского главред увеличил на три тысячи экземпляров. Весь номер газеты ушел влет. Это была журналистская удача.
Каждый материал, который Юля писала, забирал не только ее творческие силы, но и частичку души, кусочек сердца, заставлял думать иначе и даже влиял на ее жизнь, поступки и действия. Журналистика — это не профессия, это стиль и порядок жизни, когда одни материалы пишутся легко и просто и ты сам всегда в настроении, а другие даются тяжело и в них ты мучаешься и плачешь.
Так было и с расследованием убийства Окуневского, слишком много сопутствующих факторов, включая исчезновение Архипова с Шумской. На это время Юля даже лишилась сна, но пенять не на кого. Образ жизни, его ритм, способ существования она выбрала сама, поэтому для нее нет понятия «свободное время», и если ночью не спится и пишется, значит, надо писать. Журналистка Сорнева съедает без остатка человека Юлию Сорневу.
Ответсек газеты Мила Сергеевна все время не устает повторять, что между журналистом и героем должно быть расстояние, нельзя вкладывать душу в работу.
— Это тогда называется «древнейшая профессия», Сорнева, когда ложишься полностью под текст. Ты должна работать в пространстве между текстом и героем. Журналист — это посредник.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу