Марина Серова - Страховка от любви

– Да, записку с адресом. Я шла к Гремлевым, но, похоже, теперь придется обратно в офис возвращаться.

– Вам Ирина Гремлева нужна? – поинтересовалась моя собеседница.

– Да, – подтвердила я.

– Так она надо мной живет, в двадцать седьмой квартире. Только Ира, должно быть, на работе сейчас, а ее дочка Дашенька на продленке.

– Значит, в двадцать седьмой! – обрадовалась я и, попрощавшись с женщиной, направилась к парадной, на которую та мне указала рукой.

Нажав на нужные кнопки домофона, я почти сразу услышала сквозь треск переговорного устройства женский голос:

– Кто там?

– Здравствуйте, меня зовут Татьяна Александровна. Я… я из школы.

– Проходите! – Я зашла и, быстро поднявшись по лестнице, оказалась перед нужной квартирой. Дверь была приоткрыта, и я заглянула туда. В прихожей никого не оказалось. Откуда-то из недр квартиры до меня донеслось негромкое: – Проходите, проходите, я сейчас.

Первым делом я обратила внимание на обувь, стоящую у порога. Мужской там не было – ни уличной, ни домашней. Подняв глаза, я наконец увидела хозяйку. Это была невысокая симпатичная женщина лет тридцати пяти, одетая в обтягивающее трикотажное платье, подчеркивающее стройную фигуру.

– Здравствуйте! – повторила я.

– Вы кто? – Гремлева испуганно воззрилась на меня. – Я вас не знаю. Немедленно уходите!

– Извините, Ирина, я действительно не из школы. Я частный детектив, мне необходимо поговорить с вами о вашем бывшем муже, Валентине Гремлеве.

– А чего о нем разговаривать? – Ирина всплеснула рукой. – Мы в разводе, с дочерью он не общается, алименты долго не платил, сейчас начал что-то присылать, крохи какие-то. А вы почему им интересуетесь? Он что-то натворил?

– Натворил, – подтвердила я.

– Почему я должна вам верить?

– Вот моя лицензия. – Я достала из сумки файл и протянула его Гремлевой. – Еще раз прошу прощения за то, что ввела вас в заблуждение, сказав, что я из школы. Просто у меня было подозрение, что Валентин здесь.

– Что ему тут делать? – Мое предположение едва ли не оскорбило женщину.

– Понимаете, Гремлев вынужден скрываться, и вот я подумала, что он мог вернуться к вам. Все-таки у него здесь дочь…

– У него еще две дочери, и их жизнями, насколько мне известно, он не слишком интересуется. – Ирина вернула мне лицензию и сказала: – А я подумала, что вы Дашина учительница. Ее зовут Татьяной Алексеевной. В трубке был такой треск, что я не расслышала вашего отчества. Мы ведь болеем, в школу уже несколько дней не ходим.

– Что-то серьезное? – участливо поинтересовалась я.

– Бронхит. Даша только-только заснула, давайте на кухню пройдем, там и поговорим.

– Хорошо.

Вскоре мы расположились за небольшим кухонным столом, накрытым пестрой льняной скатертью. Хозяйка быстро сервировала его фруктами, домашней выпечкой, включила чайник. Я не могла не отметить, что мебель и бытовая техника далеко не новые, но все содержится в порядке и чистоте. Гремлев явно оговорил свою бывшую, сказав Людмиле, что она алчная, неряшливая и не умеющая готовить.

– Так что натворил Валентин? – поинтересовалась Ирина, насыпая в чашки растворимый кофе.

– Много чего. – Я понимала, что должна удовлетворить интерес, но не могла сболтнуть лишнего. – Валентин подозревается в совершении тяжкого преступления.

– Я предполагала, что он когда-нибудь плохо кончит, – призналась Гремлева.

– Правда? На чем же основаны ваши предположения? – уточнила я.

– Как вам сказать, Татьяна Александровна, – Ирина задумалась, – Валя мужик без вредных привычек – не пьет, не курит, да и по бабам вроде не ходок, только он какой-то никчемный. Как только мы стали жить с ним вместе, сразу же открылась разница в наших взглядах на семейную жизнь. Муж совершенно не соответствовал тому представлению, какое у меня сложилось о нем до свадьбы. Помощи от Вали по дому не было никакой – даже посуду за собой он никогда не мыл, зато ванную занимал часами и телевизор мог смотреть круглосуточно. Этакий царственный бездельник! А уж как нравственно-воспитательная категория он и вовсе отсутствовал. Дашенька к нему, бывало, жмется с вопросами, с играми, а он ее ко мне отсылает. Когда в три годика дочка сломала ножку, я носила ее на прогулку на руках, а наш папочка лежал дома на диване, как султан, и смотрел телевизор или читал книги. К сожалению, до свадьбы я не успела понять, что у Валентина напрочь отсутствует чувство жалости, зато чувство собственной значимости зашкаливает. Мне порой казалось, что он мнит себя непризнанным гением, а творения классиков выдает за свои собственные.