Инна Булгакова: Литературный агент

Я вслушивался, вглядывался, сопоставлял и думал.

Дело о «ритуальных убийствах» взял на себя «центр», как только запахло «мировой общественностью»; и когда преступник заявил с телеэкрана (видеозапись допроса демонстрировали на пресс-конференциях столичного следователя), заявил, что покарал юных, но «великих грешников» (отсюда по аналогии пошла его кличка), и будет впредь судить и карать, его послали на обследование в известную клинику, известную также строгим режимом. Однако корпоративные связи психотерапевта в отношении меня сработали.

Там был сад, точнее, парк, и в нем одуряюще отцветала сирень напоминанием о тереме, в котором «отрада»; горячились голубизною небеса и разговаривали птицы. Все, как у нас за высокой каменной оградой, но на скамейке напротив покуривал толстый санитар в белом и глухом, как у мясника, одеянии.

Платон демонстративно сел подальше от меня. Я было придвинулся, однако он каким-то испуганным жестом остановил мое движение… ну, у них тут свои порядки. В литературоведе (диковатое лицо, неухоженная борода и в целом как бы налет пыли) появилось нечто от юродивого, который вот-вот обернется монстром. Он шепнул, дернувшись:

— Купите у него сигарет. Мою пачку психи украли.

— Я вам принес.

Он сладострастно закурил.

— Что ж вы так обеднели-то?

— Я мученик за веру.

— Да ну? А вы свяжитесь с Вагнером и возьмите деньги.

— За что?

— За «Марию Магдалину». Быть не может, чтоб вы ее уничтожили.

Платон засмеялся.

— Издатель наймет самого крутого адвоката, который сумеет перевести вас в тюрьму, даже в отдельную камеру…

— Зачем?

— …где вы продолжите «сериал» или создадите шедевр о своих муках… и мировая слава коснется мученика золотым крылом. А там, понятно, помилование от президента.

— Вы надо мной издеваетесь!

— Я догадался, Платон. Но меня привело сюда…

— О чем? — он вскочил по привычке выплеснуть энергию в беге на месте, но грубый жест санитара усадил его обратно.

— Я догадался, кто был литературным агентом.

— Кто?

— Юлия Глан. А вы — автор.

— Вы хотите разрушить мой имидж. Не удастся, потому что в пользу вашей оригинальной версии нет ни одного доказательства.

— Имидж, который я вам предлагаю, сейчас гораздо выгоднее.

— Какой?

— Падшего ангела, оригинального борца с распинаемым Богом и его «лживыми жрецами» — «гуманисты» всех стран вас спасут.

— А вам-то что за выгода? Блюдете чистоту христианских рядов?

— Хотя бы.

— К сожалению, на данном этапе у нас нет смертной казни… — сказал Платон в раздумье. — В принципе, мне все равно, за что сидеть. Но нам не поверят, я правду говорю: нет доказательств.

— А ваш почерк?

— Какой почерк! Моя порнография компьютерная. А статьи для «Ангела-Хранителя» — заметьте! — я писал от руки.

— Вы закончили «Марию Магдалину»?

— Дискета мною уничтожена (между прочим, два ножа, оставшиеся из столового набора, я утопил в Москва-реке). И никаких следов в компьютере, все, все писалось на полном вдохновении, без черновиков и планов и, по мере издания книг, все стиралось. А у Юлы и никогда ничего не было.

— Должен быть выход, Платон. Давайте поразмышляем.

— Во-первых, как вы догадались?

— Противоречивые детали, странности, мелочи оседали в душе, покуда количество их не переросло в качество.

— Ну, например!

— «Прелестная двухкомнатная квартирка в центре», о ней вам якобы рассказывал Вагнер, с которым до юбилея вы вообще не были знакомы. А в квартирке, выходит, бывали! Или такой штрих: современная амбициозная девица хранит доллары, так сказать, в чулке. Естественно, б о льшую их часть она должна была передавать истинному автору на содержание журнала.

— Да, Юла получала десять процентов ото всех гонораров как агент. Вполне прилично плюс Вагнер от себя подкидывал. А мне нужны были деньги не для себя — для борьбы.

— Для борьбы против себя? — уточнил я чуть не соболезнующе.

— Пусть так, — согласился он серьезно. — Мне жизненно важно было знать, кто победит: доктор Джекил или мистер Хайд. Христианство под покровительством Самого Творца или абсолютное зло сатаны — всего лишь Его твари… так что о «раздвоении личности» говорите, начиная с самых-самых верхов. А я провалил свою миссию — на чем еще? Договаривайте.

— Столовый нож — орудие убийства психопата — опыт следователя, подтвержденный доктором: осквернение святынь ведет к психопатии (Тихомиров о романах Юлии Глан) или, еще серьезнее, к раздвоению личности. Это не о ней — о вас. Юла заявила со смехом: «Моя литературная деятельность началась вот за этим столиком» — и ваши слова об отношениях, завязавшихся в ЦДЛ. Ее сестра (по отзыву Юлы — кроткая и доверчивая) не обличала порнографию, однако заметила с простодушным удивлением: «Но Юлька не талантлива» — имелось в виду, что создание концептуального «сериала» ей не под силу (отец: стишки, рассказики). И сцена с «Русским Логосом» — центральный момент, завязка! Юла с лукавой улыбкой выдает «тайну моего творчества»: — «Так это ж не я сочиняю, а мой гений, мой Ангел-Хранитель».