Михаил Черненок - Следствием установлено

Айрапетов долго молчал. Казалось, он не замечает дымящей в руке сигареты, но выражение его лица было спокойным, задумчивым. Такое лицо бывает у неглупого, сдержанного человека, волею случая попавшего в нелепую историю.

– В этом я виновен, – отчетливо произнося каждое слово, наконец, сказал он, еще немного помолчал и стал объяснять: – Полусонная Люда Суркова в тот злосчастный вечер проговорилась, что ее сестра таскает в сумочке какое-то загадочное письмо, которое хочет передать в милицию или в прокуратуру. Это письмо якобы ей прислал тот мрачный парень, с которым однажды в кафе «Космос» чуть не подрался Мохов. Признаюсь честно, трухнул. Решил перестраховаться. Перестраховка, как видите, вышла боком.

– В тот вечер Суркова знала о другом письме, на котором вы подписали только адрес.

– О другом?.. – удивился Айрапетов. – Никаких адресов я не подписывал.

– Это уже не джентльменский разговор. – Антон с упреком посмотрел на Игоря и положил перед ним копию второго заключения экспертизы, исследовавшей конверт с письмом московского инженера.

Выдержка изменила Айрапетову – на его лице появилась растерянность, и Антону вдруг стало неловко, будто он играет с Айрапетовым, словно кот с пойманной мышью. Имея такие сведения, как показания Остроумова и Мохова, не стоило большого труда припереть Игоря к стенке. Однако, чувствуя уверенность, Антон не торопился раскрывать карты – слишком необычный «игрок» сидел перед ним. Надо было разобраться в мотивах преступления и, главное, установить истинное лицо Айрапетова.

– Вспомнил, – тихо сказал Игорь. – В тот же раз Мохов дал мне какое-то письмо, которое я даже не прочитал, и попросил надписать конверт таким же почерком. Не задумываясь, начеркал ему что-то похожее.

– Для чего нужны были Мохову эти фальшивки?

– Он хотел сагитировать друга уехать с собою куда-то на север, а тот не соглашался. Так, во всяком случае, Мохов мне объяснял.

– Вам известно, кто Мохов?

– Знаю, вроде сидел за хулиганство, но подробностями его биографии не интересовался.

– А напрасно не поинтересовались, – сказал Антон и сразу спросил: – Как к Мохову попало письмо Василия Михайловича Митякина, которое тот получил от Березовой?

Айрапетов усмехнулся и ответил самым искренним тоном:

– Это для меня новость. С Митякиным мы школьные друзья. Последний раз встречались около месяца назад, на железнодорожном вокзале. Кроме него, были я, Бураевская, Мохов и мой дядя Николай Петрович. Ни о каких письмах при встрече не было даже разговора.

– После той встречи вы с Митякиным не виделись?

– Нет. Время меняет людей. От школьной дружбы почти ничего не осталось.

Что-то насторожило Антона в ответе, и он, стараясь сосредоточиться, задал побочный вопрос:

– Чем вызвана привязанность вашего дяди к игрушечной собачке?

– Это давняя тяжелая история. Николай Петрович, с женой и пятилетней дочерью Зиночкой, попал в автомобильную катастрофу и только чудом остался жив. Жена и Зиночка погибли. У каждого, даже самого здорового человека, существует предел так называемой физиологической выносливости, и когда этот предел перейден, развивается, говоря языком медицины, психогенное расстройство. Оно у Николая Петровича усилилось полученной в катастрофе травмой головы. Игрушечная собачка – его память о погибших дочери и жене. Мы пробовали собачку спрятать, надеясь, что дядя быстрее забудет трагедию. Но Николаю Петровичу стало еще хуже – он чуть было не лишился рассудка полностью. Эту игрушку очень любила Зиночка, она была моей сверстницей.

– Зачем Николай Петрович ездил в райцентр в прошлое воскресенье? Вы были там в субботу?

– Да, я был в райцентре в субботу, а Николай Петрович… Он часто уезжал без моего разрешения.

Пришло время задать самый главный вопрос, и Антон спросил:

– Чем вы, Игорь Владимирович, объясните такое совпадение: в один и тот же день у вас снято пять тысяч рублей в сберкассе, а у Остроумова на эту же сумму открыт счет?

– Не может быть… – почти прошептал Айрапетов.

Антон положил перед ним выписки из сберкассовых лицевых счетов, сухо проговорил:

– Чтобы не играть в кошки-мышки, добавлю: Остроумов передумал садиться в тюрьму за кражу. Не выгодно ему показалось отсиживать за чужие грехи.

Айрапетов, вскочив из-за стола, заходил по комнате. Затем сел на прежнее место, хотел налить себе вина, но передумал, смял в пепельнице недокуренную сигарету и тут же, щелкнув зажигалкой, прикурил новую.