Девушка была забавная: широкая в кости, на толстых коротких ножках, круглолицая, курносая, веночек, завивки вокруг безмятежно гладкого лба. Вадим понял, что это и есть Юка и с обедом ждали ее.
Почти год назад в «Комсомольской правде» появилось письмо. Девушка откуда-то из-под Читы жаловалась: «Мне шестнадцать, а я еще ни разу в кино не была, танцев не видела, в библиотеку не ходила, мать у меня сектантка, никуда не пускает, и я уже не знаю, что лучше - жить так или умереть». Вместо подписи стояли инициалы: Ю. К.
У Ивакиных все решилось сразу, и спустя полмесяца они прочли свое письмо-приглашение в газете среди других подобных писем. Юку, как они прозвали девушку, приглашали семьи, комсомольские бригады, из многих городов страны полетело в поселок под Читой: будь дочкой, сестрой, подругой…
Шли месяцы, Юка не откликалась. Она приехала к Ивакиным, когда ее уже перестали ждать, и оказалась не Юкой, а Зиной Ракитной: «побоялась по-правдишнему подписаться». Но для них она так и осталась Юкой. Недели две осматривалась, осваивалась в новой семье, потом отец взял ее в свой цех на работу.
Она сидела против Вадима, потряхивала кудряшками, постреливала в его сторону бойкими глазками.
- Вы не думайте, - сказала она ему, - я в Олину комнату перейду.
Вадим видел пестрое платье и розовый лифчик на спинке своей кровати, сказал:
- Не надо переходить. Я на террасе буду спать, всего месяц остался.
Отец вздернул подбородок, зорко глянул на него из-под нависших бровей, хотел, видно, спросить, почему это месяц остался и какие у сына планы, но не спросил, отвернулся, задвигал бровями, и лоб его стал похож на немую карту. До сих пор не может простить Вадиму: окончив школу, не пошел к нему на завод, пытался поступить в мореходку, и сейчас, видно, ненадолго домой вернулся, опять решил куда-то податься…
После обеда остались за столом. Отец и Инга читали газеты, Оля, Кира и Юка придвинулись к Вадиму, разговаривали громко, перебивая друг друга и беспричинно смеясь, - было им радостно и хорошо вместе. Мать укладывала Андрейку спать, из комнаты доносился ее ровный голос.
Инга оторвалась от газеты, подозвала Олю. Они зашептались о чем-то и убежали в комнату. Вернулась Оля одна. Села на свое место, потерянно осмотрелась, Юка затормошила ее, и Оля пересела на другой стул.
- Случилось что-то? - спросила Кира.
Оля затрясла головой.
- Девичьи секреты, - Вадим улыбнулся. - Оставьте ее в покое.
- Где «Комсомолка»?-спросил в эту минуту отец.
- Мы не видели, - поспешно ответила Оля.
- Инга! - отец повысил голос. - У тебя «Комсомолка»?
- Сегодня ее, кажется, не было, - отозвалась из комнаты Инга.
- Как это не было! - возмутился отец. - Я сам вынул ее из ящика.
Газета исчезла бесследно. Юка услужливо пересмотрела ворох газет в комнате, - она, конечно, ни о чем не подозревала. В этот день Юка отдала матери первую свою зарплату и была необыкновенно довольна собой и горда. Вадим помнит, с какой готовностью подхватывалась она, когда отец просил спички, как громыхала лесенка под неуклюжими ее ногам, как радостно постреливала она глазками, а вечером спросила его: «Можно мне вас на «ты» звать?» И он, тоже радостно, ответил: «Ясное дело, я же теперь тебе брат».
Весь месяц, что он был дома, Юка смотрела на него покорными глазами, ставила в его комнату цветы (она все-таки перебралась к Оле), ходила в крутых, как никогда, кудряшках и однажды спросила, отводя смущенный взгляд: «Ты кому будешь писать, когда уедешь?» Он засмеялся: «Домой буду писать». - «А мне не будешь?» - «Так я же говорю - домой: всем вам, значит».
В этот месяц ему было не до смешной девчонки Юки, не до предстоящих экзаменов, не до семьи: в его жизни появилась Светлана. Появилась внезапно, как он думал - навсегда, и он ходил, оглушенный своим чувством, и ничего и никого больше не замечал.
Накануне отъезда, вечером, он укладывал вещи в чемодан - набрасывал кое-как, чтобы поскорее уйти к Светлане.
- Что ты делаешь, Вадим, - Кира отстранила его. - Разве так складывают! - И начала священнодействовать, как недавно над Олиными вещами. Оля не пыталась возражать - все десять школьных лет она была лицом подчиненным, признавала Кирино первенство в дружбе и никогда с Кирой не спорила. Только однажды, еще в пятом классе, когда Кира сказала: «Мы с Олей будем геологами», - тихонько возразила: «Я на предсказателя погоды учиться пойду». И настояла на своем: проводили ее на аэродром, улетела в Ленинград предсказательница, получила вызов из своего метеорологического.
Читать дальше