Владимир Першанин: Мы умрем в один день [сборник]

У Ольхова была своя система.

— Слава, мне никто не мешал, а это очень много значит!

Сергеев считал, что главное в его системе было хорошее знание людей и умение с ними говорить.

Потом Ольхов рассказывал:

«Кому-то срочно понадобилась машина. Может, совершить кражу или для каких других целей. Переворошили не меньше сотни подозреваемых. Пономарев в этот список не попал. Он к тому времени уже почти год жил у нас, пристроился сторожем в какой-то пригородной конторе, поигрывал в карты. Помидор хорошо знал дворы, где собирались компании играть под деньги. По картам он специалист; по возможности подшельмовывал, но не зарывался и сотни три-четыре в месяц имел всегда. Я заинтересовался им после разговора с одним из картежников. Ходит, мол, к нам во двор один молодой, почти всегда выигрывает. Не пьяный, а глаза дурные, и папиросы сам крутит. По всему видно, что анашой балуется. Познакомился я с ним на всякий случай. Оказалось, контора, где он работает, находится в той стороне, куда двигалось такси. Копнули поглубже. Что делал в день убийства и так далее. Ну и поплыл Помидор. А машина ему нужна была для кражи. Он собирался взломать сейф в колхозной бухгалтерии, а если сразу не получится, то погрузить этот сейф в багажник и вывезти. Помощника себе уже нашел, оставалось дело за машиной. Ни за что человека погубил, сволочь! Когда за руль уселся, мотор заглох, а завести не сумел…»

Бондарев долго читал заключение, морща бугристый лоб и перебирая пальцами. «Пальцы, наверное, от нервов», — механически подумал Сергеев. Начальник милиции снова собрал листы и достал из стакана ручку с красной пастой, которой он обычно правил документы.

— Вот здесь надо усилить, я же тебе говорил, Вадим Борисович. — Он посмотрел на замполита. — Развод с семьей произошел на почве злоупотребления спиртными напитками.

— Не из-за этого они развелись! — не выдержал Сергеев. — И про злоупотребления зря пишем. Выпивал он, но зачем до предела доводить? На работе его отродясь с запахом не замечали, по улицам тоже не шатался. Так про любого из нас можно сказать.

Сергеев понимал Бондарева. Тот хотел от них документа, где бы четко прослеживались причины самоубийства и не оставалось неясных мест.

Лисянский, помаргивая, смотрел на Сергеева поверх очков. Он возвышался над ними обоими на целую голову.

— Министр четко заявил, что употребление алкоголя несовместимо с работой в милиции. Ольхова надо было гнать раньше. Это удар по нашему авторитету. Пил, бросил семью, потом застрелился. Конечно, он считался хорошим работником, с ним нянчились, и вот к чему это привело…

«Он не считался, а был хорошим оперативником. Может, самым сильным в горотделе». Сергеев хотел это сказать, но не сказал. Может понимал, что его слова в защиту товарища сейчас ничего не значат, а может не решился возразить начальству.

— Аморалка и распущенность, конечно налицо, — проговорил Бондарев, — и надо, чтобы в заключении это проглядывало. Подумайте, какие факты еще можно добавить.

«Наскрести», — подумал Сергеев.

— Про пустые бутылки в кладовке можно упомянуть. Там нашли пять штук пивных и одну из-под водки. Так и укажите. В квартире обнаружены пустые бутылки из-под спиртных напитков. Это ведь о чем-то говорит? — Бондарев продолжал чиркать красной пастой. — Надо отразить наши недостатки в политико-воспитательной работе. Такую фразу, например: «В отделе не было создано обстановки нетерпимости к негативным явлениям: злоупотреблению спиртными напитками, моральной распущенности…»

Лисянский кивнул и сурово посмотрел на Сергеева. Тот тоже кивнул машинально. Разумеется, он согласен с руководством. Стало противно за себя и стыдно за эти ничего не значащие суконные фразы, которыми, как досками, обкладывали Саню Ольхова.

Раздался телефонный звонок, и начальник, поздоровавшись, долго и терпеливо стал объяснять порядок прописки в оползневой зоне. Звонило, видимо, какое-то начальство, впрочем, и с подчиненными Бондарев разговаривал почти в такой же манере, не повышая голоса и терпеливо разъясняя свою точку зрения. Скольких городских руководителей уже пережил Бондарев? Со всеми умел находить общий язык. Осторожный дядька. Работать с ним можно. Всегда пойдет навстречу. Худо-бедно, а две-три квартиры в год для милиции постоянно выделяются.

Ольхов ладил с ним плохо. Особенно последние годы. Спорил на совещаниях. Однажды оборвал, когда Бондарев стал выговаривать ему за то, что он оставил семью. Впрочем, он и с другими часто был раздражителен. С Сергеевым они тоже не очень хорошо жили. Лисянский как-то заметил, что это типичное поведение неудачника.