Владимир Першанин - Мы умрем в один день [сборник]

— Давай, отнесем его вниз, — сказал я.

Челнок кивнул, соглашаясь со мной. Потом я снова вернулся к штурвалу. Сейчас я не знал, куда и зачем мы плывем. Знали ли это остальные?

— Нам нужно исчезнуть. На неделю, может быть, на две. — Вадим говорил отрывисто, словно отдавая команду, но я чувствовал его растерянность. — Уйти на ночь как можно дальше и укрыться на побережье или на одном из осторовов. В город нам никому возврата нет.

— А может, проще повернуть в любой порт и сдаться, — сказал я. — По крайней мере есть шанс остаться в живых.

— Мы все сгнием в тюрьме! — выкрикнула Лариса. — Ты хоть представляешь, какие статьи и сроки нам повесят?

— Слава, нас передушат в камерах, — Мишка курил, сидя на корточках, — там завязаны такие люди, что до суда дело не дойдет.

Наступили сумерки. Мы шли вдоль побережья, не рискуя углубляться в море, где яхту могли остановить пограничники. Петля затягивалась, и выхода я не видел. Оставалось лишь плыть, ни о чем не думая.

Это был скалистый, без признаков жилья, островок. Точнее, каменная вершина, окольцованная прибоем. В стороне виднелись еще два таких же островка, но выбирать уже не оставалось времени. Солнце зашло, и мы огибали остров почти в темноте, высматривая бухту или залив. В этих местах я был раза два прошлым летом. Кажется, люди здесь не жили, лишь на самом дальнем из островов мигал огонек автомаяка.

Я наконец разглядел бухту. Море, пробив сплошную базальтовую стену, врывалось вглубь острова узкой полосой мерцающей воды. Я шел вдоль каменного коридора, в котором развернуться было уже невозможно. Не дай Бог, если залив приведет нас в тупик! Челнок стоял на носу с якорем наготове.

Я вел яхту на малом газу, готовый в любой момент передвинуть реверс на задний ход. Приливное течение подтащило «Марию» к скале. Борт со скрежетом полз по камню. Звонко, как выстрел, лопнул один из шкотов, капроновую веревку подбросило в воздух. Но прилив уже расширялся, превращаясь в просторную бухту. Последний зубчатый утес остался за кормой, и яхта скользнула в спокойную воду. Я заглушил мотор.

Опускалась ночь. Подавленные событиями дня, мы молча поужинали и пошли спать. Тело Кости Малова, завернутое в кусок брезента, лежало в кормовом трюме. Мишка Челнок сидел на палубе и курил, свесив вниз ноги. Забинтованную кисть он держал на весу, баюкая, как младенца. Огонек сигареты светился в темноте.

— Ноет, — пожаловался Челнок, — заснуть невозможно. Он вдруг всхлипнул. Но, наверное, не от боли, — Мы с Костей четыре года вместе работали. Он меня сразу после армии к себе взял… Собственно, я его с детства знаю, на одной улице жили. Хороший мужик, добрый… Я за него кому угодно в глотку вцепиться был готов. А вот не уберег.

Как и все мы, Челнок здорово вылил. Алкоголь еще больше взвинтил его. Мишка был на грани истерики.

— Паскуда, волки позорные.

Я повернулся и пошел к себе. Неопределенность собственной судьбы угнетала меня сейчас куда больше, чем смерть Кости. А его расклеившийся телохранитель вызывал лишь раздражение.

Ясным летним утром многое видится по-другому. Я проснулся раньше остальных и выбрался на палубу. «Мария» стояла в бухте, окруженной со всех сторон базальтовыми скалами. Волны набегали на небольшую галечную отмель, за которой начинались заросли акации. Кусты росли и на скалах, уступами поднимающихся вверх. Меня ничто не удерживало в городе, где я прожил последние три года. В крайнем случае, наплевав на вещи, оставленные в доме, я мог уехать к матери в Ульяновскую область или в другое безопасное место.

Но только вместе с Ларисой. Оставлять ее я не собирался. Еще мне было жаль «Марию». Первую и, наверное, последнюю мою яхту. С ободранным бортом, излохмаченной пулями рубкой и разбитыми иллюминаторами она сиротливо покачивалась на якоре. Все это можно отремонтировать и замазать. Но мне на этих берегах делать было уже нечего.

Почти одновременно вылезли Вадим и Анжела. Лиманский сосредоточенно оглядел в бинокль скалы и бухту, хотя видимость ограничивалась несколькими сотнями метров. С биноклем и автоматом через плечо он, наверное, казался себе более значимым. Чем-то вроде капитана нашей приунывшей компании. Командирский зуд просто распирал его.

— Все спокойно?

— Спокойно, — отозвался я. — Только спрячь автомат, ты вчера вдоволь настрелялся. А то увидит какой-нибудь турист.

Лиманский неприязненно покосился на меня.

— Надо разбудить остальных, — сказал он. А так как я на его указание не отреагировал, повернулся к Анжеле. — Иди, разбуди всех, хватит спать.