Николай Блинов - Анастасiя

В 1571 году опричники вместе с царем сдали Москву крымским татарам Девлет-Гирея, допустили её разграбление и истребление десятков тысяч жителей города.

Курбский княжил в Ковеле, исправно поставлял военные отряды в армию польского короля Сигизмунда Августа. Он женился на польской богатой вдове. Но ничего не забыл. Уже была им написана «История великого князя Московского», уже оплакал он гибель всех своих родных, друзей и соратников. Корил ли себя, мучился ли совестью — неизвестно.

Но и Иван ничего не забыл.

И вот в 1577 году еще одно царское послание, совершенно неожиданное. Что творилось в этой больной, измученной дьяволами душе? Послание начинается полным перечислением громких титулов:

«Пишем мы, великий государь, царь, великий князь Иван Васильевич, всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский и царь Астраханский, государь Псковский и великий князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, государь и великий князь Нижнего Новгорода, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский и отчинный государь и обладатель земли Лифляндской, Немецкого чина, Угорский, Обдорский, Кондинский и всей Сибирской земли, и Северной страны повелитель — бывшему нашему боярину и воеводе князю Андрею Михайловичу Курбском».

Царь Иван:

«А с женою моей зачем вы меня разлучили? Не отняли бы вы у меня моей юной жены, не было бы и Кроновых жертв. А если скажешь, что я после этого не стерпел и не соблюдал чистоты, — так ведь мы люди. А ты для чего взял стрелецкую жену? А если бы вы с попом не восстали на меня, ничего бы этого не случилось: все это случилось из-за вашего самовольства».

Андрей:

«А то, что ты пишешь, будто бы царицу твою околдовали и тебя с ней разлучили те прежденазванные мужи и я с ними, то я тебе вместо тех святых говорить не стану, ибо дела их вопиют, словно трубы, возглашая о святости их и о добродетели. О себе же вкратце отвечу тебе: хотя и весьма многогрешен и недостатки имею, но, однако, рожден от благородных родителей, из рода я великого князя Смоленского Федора Ростиславича, как и ты, великий царь, прекрасно знаешь из летописей русских, что князья того рода не привыкли кровь братии своей пить, как у некоторых издавна вошло в обычай».

Вот оно! Роковое Иваново признание. Вот разгадка его страшной судьбы. Я, Алексей Васильев, угадал ее….

Крон, Кронос, Хронос — бог времени, по греческой мифологии отец Зевса, верховного бога Олимпа. Кронос остался в веках за то, что пожирал собственных детей.

Да, время пожирает все, и своих детей в первую очередь. Кроновы жертвы, о которых пишет Иван, это ведь безвинные казни подданных, друзей, близких, тех, которые его любили. Это убийства, в которых, таким образом, он письменно признался.

А что до упомянутого разлучения с женою, то Иван имеет ввиду, скорее всего, внушение Анастасии кем-то из близких мыслей о неправедных деяниях царя, а вовсе не убийство. Иначе он бы прямо и сказал об этом. Но он боится слова «смерть». Хотя Андрей понимает это как прямой намек на прямое убийство.

А что, как не Кронова жертва, убийство собственного сына на склоне дней, в котором у истории нет сомнений?

Только времени дано право пожирать своих детей и быть единственной вечной субстанцией мира. Никому из смертных этого не дано. Иван захотел быть выше Бога, выше Животворящего креста. Он захотел стать Кроносом, владетелем времени.

По счастью для человечества, тиранам недоступна вечность. Они смертны, также как последние их рабы.

Царь Иван:

«А зачем вы захотели князя Владимира посадить на престол, а меня с детьми погубить? Разве я похитил престол или захватил его через войну и кровопролитие? По Божьему изволению с рождения был я предназначен к царству, и уже не вспомню, как меня отец благословил на государство, — на царском престоле и вырос. А князю Владимиру с какой стати следовало быть государем?

Какие у него достоинства, какие наследственные права быть государем, кроме вашей измены и его глупости?»

Андрей:

«А о Владимире, брате своем, вспоминаешь, как будто бы его хотели возвести на престол, воистину об этом и не думал, ибо и недостоин был этого. А тогда я предугадал, что подумаешь ты обо мне, еще когда сестру мою силой от меня взял и отдал за того брата своего или же, могу откровенно сказать со всей дерзостью, — в тот ваш издавна кровопийственный род».

Иван упрекает облыжно. Курбский прав во всем.