Михаил Михеев - Запах «Шипра». Повесть

И я отправился в милицию.

Я пришел в милицию, и там меня спросили, с чего я хотел бы начать. Пришлось признаться, что я не имею об этом сколько-нибудь ясного представления. Тогда мне предложили начать с самого легкого. Не с анализа преступной человеческой души, где сам черт ногу сломит, а с простых материальных вещей - с музея, где собраны орудия совершившихся преступлений.

Я с интересом прошел по музею.

Я увидел сотни ножей всех фасонов и размеров. Пистолеты всех систем и калибров. Ружья, обрезы и «старорежимные» гирьки на ремешке. Самодельные кастеты - железные плитки с четырьмя дырками для пальцев. Даже прикинул на руке одну такую увесистую плитку, вложил пальцы в отверстия, сжал ее в кулаке… и уже нетрудно было представить, что произойдет, если такой штукой ударить человека по голове… а кастет предназначался только для этого, ни для чего другого он не годился.

И ножи - с тонкими лезвиями, острые, ножи-стиле-ты, были тоже самодельные, государственная промышленность таких не выпускает, невозможно найти таким ножам применение в народном хозяйстве. Вот один - ручка из наборного плексигласа, медные заплечики, узкое ребристое лезвие. По форме и отделке можно было заключить, что человек, который его сделал, обладал и вкусом и умением. Отполировал, наточил… и в случайной драке нож выполнил свое единственное назначение. Красивая поделка, стоимостью в одну человеческую жизнь.

Я разглядывал все эти ножики и пистолеты и слушал истории их появления здесь, в музее. Истории были если не нелепые, то во всяком случае несложные. И сама личность участника такой истории не вызывала у меня интереса. В большинстве случаев это была зеленая молодежь, по разным обстоятельствам обделенная и образованием, и воспитанием. Такой примитивный интеллект привлекают только примитивные «радости»: уличные приключения и, конечно, водка. Ценность человеческой жизни - понятие, требующее духовных ценностей в личности самого оценщика, и если он никогда не занимал свою буйную голову подобными мыслями, то любая пьяная вспышка гнева легко переходит в злое действие. А потом на суде он растерянно твердит: «Я же не хотел его убивать… я просто ударил его ножом».

Поэтому владельцы всех ножей и пистолетов и не вызывали у меня интереса. Правда, тут много было материала для размышления над причинами, которые делали возможным появление подобных людей, но личность каждого из них была проще пареной репы.

Мне же хотелось посмотреть на человека, который сделался преступником не в результате пьяного или эмоционального взрыва, а после холодного и точного расчета всех будущих преступных же действий. И тогда меня направили в ОБХСС.

Там как раз завершалось следствие по делу шайки расхитителей государственной собственности. Под суд отдали несколько человек - работников торговой сети.

Это были уже не желторотые юнцы, у которых, кроме эмоций и потребностей, ничего не имелось за душой. Это были взрослые, житейски опытные, много поработавшие люди. Семейные и вполне респектабельные на вид. И тем не менее, все они были воры.

Воровская эта организация пользовалась современными методами разделения труда. Одни воровали, другие прятали концы в воду, третьи реализовали наворованное. Это были опытные хапуги, им долго все сходило с рук. Но, как говорят, сколько веревочке ни виться…

Однако ревизорам и следователям долго пришлось распутывать хитроумные узлы уголовной веревочки. Материалы по делу воровской «фирмы» составили несколько десятков томов.

Суд приговорил расхитителей к разным срокам заключения, вплоть до пятнадцати лет лишения свободы, а пятнадцать лет - максимальный срок… Я прочитал обвинительное заключение - толстый том в триста пятьдесят страниц. За сухими протокольными записями допросов, за суммами украденных денег, за номерами фальшивых фактур скрывались не известные мне люди. О личности обвиняемых, об особенностях их характеров в обвинительном заключении не было сказано ничего.

И тогда я отправился в путешествие по отделам милиции и камерам следственного изолятора. Я встречался с обвиняемыми и с их защитниками. Разговаривал со следователями, инспекторами, ревизорами. Расспрашивал, что они знали о своих подследственных, об их поведении, мелких черточках характера - обо всем том, что ни один следователь не записал бы в свой протокол. Обвинительное заключение было моим путеводителем. И постепенно за его сухими строками описаний преступных действий и украденных сумм я начал различать живых людей.