Анатолий Безуглов - Следователь по особо важным делам. Преступники

— Да, мой коллега был заворожён предсмертным письмом, — вздохнул я.

— И мой, увы, оказался не на высоте, — развёл руками Яшин. — Уж кто-кто, а он мог дать делу совсем другое направление.

— Итак, — спросил я, — убийство?

— Когда я высказал свою точку зрения замначальника следственного отдела прокуратуры края, он сказал мне:

«Вы представляете, какую ответственность берете на себя?!» Я ответил, что представляю. Правда, у меня ещё не было рентгеновских снимков и трассологических исследований. Теперь уж я убеждён в своих выводах абсолютно. — Он сложил снимки в пакет. — Надо отдать должное сотрудникам Североозерского РОВДа: отличные фотографии сделаны на месте происшествия. Они нам здорово помогли.

Вот вам и провинциальная милиция…

Мы помолчали. Я все обдумывал сообщение Яшина.

Судмедэксперт осторожно спросил:

— Скажите, моё заключение что-нибудь проясняет в ваших догадках и предположениях?

— Да как вам сказать». Предсмертное письмо и убийство…

— Жизнь щедра на головоломки.

— Ещё один вопрос, если позволите.

— Ради бога. Я ведь и позвал вас сюда. Заключение, собственно, готово. Только печать поставить. Секретарша, оказывается, заболела, отпросилась сегодня домой. Я знаю, что время для вас дорого. И так его много упущено…

— Золотого времени… У меня, разумеется, будет ещё масса вопросов. Надо, как говорится, пораскинуть мозгами. — Яшин понимающе кивнул. — А сейчас-первое, что пришло в голову. Были ли следы борьбы? Как Залесская не услышала, что в дом забрался убийца?

Вячеслав Сергеевич остановил меня с улыбкой:

— Игорь Андреевич, это уж вам как следователю надо разобраться. Одно вам могу сказать, что уже после первого пересечения гортани она не могла издать ни одного звука…

От Яшина я добирался в прокуратуру республики в каком-то сомнамбулическом состоянии. Мысли, одна путаней другой, вертелись в голове. Всплыли все факты, слова, которые я сотни раз комбинировал и примерял за то время, которое посвятил делу Залесской.

Возвратившись к себе, я позвонил Эдуарду Алексеевичу с просьбой принять меня, назвав его Иваном Васильевичем (сработал устойчивый рефлекс: телефонный номер — человек). Ему это не очень понравилось, я заметил.

Когда я доложил то, что узнал от Яшина, у него невольно вырвалось:

— Ну и ну! — Он тут же набрал номер прокурора республики и попросил разрешения зайти.

После разговора с начальством он вызвал меня и, усмехнувшись, сказал:

— Докопался, теперь распутывай.

— А как же быть с прессой? — отпустил я шпильку. — С жалобой отца Залесского?

— Очень просто. Ответим, что факты, приведённые в письме, не подтвердились.

— Почему же, подтвердились… — невинно возразил я.

— Ты мне голову не морочь, — проворчал Эдуард Алексеевич. — Как надо, так и ответим.

— Благодарю за реабилитацию, — улыбнулся я.

— Рано благодарить. Твоя объяснительная записка будет пока лежать в моем сейфе. Вот женишься, тогда порву…

От себя я долго и безрезультатно названивал домой Ивану Васильевичу. Никто не брал трубку. Так было и на следующий день. Вероятно, они были на даче.

Я очень жалел, что не мог с ним поговорить: он просил сообщить, если откроется в крылатовском деле что-нибудь интересное. Да и посоветоваться не мешало. Я улетел, так и не застав его дома.

И ещё. Наша, встреча с Кешкой опять не состоялась.

Я отдал Наде три билета в новый цирк на проспекте Вернадского. Третий мне пришлось отвоевать у месткома (билеты достали по заявке), потому что давали только по два.

Теперь я направлялся в Крылатое совсем в другом настроении.

Девяносто девять процентов было за то, что Залесская убита. Но ведь могло быть и другое: смертельное ранение нанесено по её просьбе. На этот случай я отпускал один процент. И подобное предположение совсем уж не так невероятно, как может показаться с первого взгляда. Если принять во внимание существование предсмертного письма.

На войне, случалось, тяжелораненые просили своих товарищей поскорее прекратить их мучения. Это на войне, а сейчас мирное время…

Или так. Двое решили уйти из жизни. Но, убив Залесскую, второй соучастник в последнюю минуту не смог найти силы убить себя. Может быть, струсил, раздумал. Не знаю, предположений можно строить много. В общем, версия двойного самоубийства, не выполненного до конца, требовала всесторонней проверки.

Ну а если это умышленное убийство?

С целью грабежа оно совершенно исключалось. Мало того, что преступник не взял ничего из вещей и ценностей (какие ценности сравнительно молодой пары, только что перебравшейся в-село), он даже не пытался инсценировать кражу. Значит, забрался он в дом только ради убийства.