Александр Бородыня - Эмблема печали

— Двоих! — Лицо под кепкой, кажется, расплылось в улыбке. — Мне нравится. Если можешь так быстро сделать, сделай. Хорошо! — Он поднял руку, задрал рукав своего пиджака и глянул на часы. — Я даю тебе время до семи!

Схема нужной станции висела на экране перед Алексеем, и он осторожно соединял с ней графики движения поездов. Схема двигалась, на ней возникали и гасли обозначенные темно-желтыми точками отдельные вагоны, точки складывались в составы, составы исчезали, уходили за границу схемы, и на их месте появлялись другие.

— Он не уходил со станции, этот вагон! — сказал Алексей. — Но я могу определить его местонахождение только приблизительно. Где-то здесь. — По схеме промелькнула маленькая белая стрелочка. — В одном из этих тупиков, больше им просто некуда его деть.

— Мы сможем его найти?

— По крайней мере, нужно попробовать.

Он встал и выключил компьютер. Экран монитора вспыхнул и погас. В дверях стоял Паша.

— Ну что, договорился об отсрочке? — спросил Алексей, прибирая за уши свои длинные волосы.

— Да, вы можете уйти. Но только вдвоем.

— Почему только вдвоем?

— Мы не можем бросить оборудование! — сказал Паша. — Они разрешили выйти с территории двоим. Если они заметят, что мы пытаемся бежать, разнесут все к чертовой матери. Это уж точно. К тому же еще и эта Марина. Мы же даже фамилии ее не знаем… Похоже, она работала на них. — Паша раздраженно ударил ладонью себя по колену. — Говорил же, нельзя приглашать непроверенных людей. — Он взглянул на забравшуюся с ногами в большое кресло Лиду. — Что теперь?

— Да не переживай ты так! — Алексей вытащил пачку денег и сунул ее в руку бледного директора: — Возьми, может быть, удастся его как-то задобрить. Мне можешь не возвращать. Будем считать, что это подарок от моей фирмы твоей фирме.

— Спасибо! — сказал Паша, запихивая деньги в карман халата. — Уходи и девушку свою возьми, вы здесь случайно, вы в наш бизнес не играли, вам-то чего пропадать? А если получится найти арбуз, сам понимаешь!

— Погоди-ка, — сказала Лида, поднимаясь из кресла. — А что будет, если им твой серебряный цветочек показать? Может, испугаются?

— Да уж наверное испугаются, — сказал Алексей. — Но видишь ли, «Эмблемы печали» у меня нет. С собой. Вообще-то я не носил ее никогда.

— Значит, не получится! — огорченно вздохнула Лида. — А то я уже решила, что ты всемогущ.

Втроем они спустились во двор. Ворота были все еще открыты. Паша протянул руку и сильно сдавил в ней маленькую ладонь Алексея.

Никон играл пальцами на руле и не смотрел на Кошу. На Кошу опять надели браслеты, и запястья его горели. Боль в позвоночнике тоже давала о себе знать неприятными покалываниями. Он злился на себя: ведь исключительно по собственной глупости оказался в этом новом, крайне щекотливом положении. Ушел бы на милицейской машине, вот только горючего в баке оказалось на две минуты. Он сидел в «Волге» на переднем сиденье, смотрел на серебряный обломок бутафорской антенны, и звуки, долетающие из поставленного рядом, впритык «автозака», раздражали его, наверное, сильнее, чем неподвижность собственных запястий.

— Сколько стоит девочка?

Треснула разрываемая ткань, послышалась возня, громкое дыхание.

— На время, правда, но зато бесплатно! Смотри, какие сиськи!

— Навряд ли бесплатно. — Голос Марины почему-то был совершенно спокойным, как будто слова бандитов и разорванная одежда относились не к ней. — На время я стою значительно дороже, чем на ночь!

— Давай, ложись! На спину сама ложись. Нечего рассуждать! Рассуждать она еще будет!

Коша с трудом удерживался, чтобы не повернуть головы, не посмотреть. «Волга» стояла в тупике между двумя высокими кирпичными стенами, и «автозак» находился слева от нее. Кузов «автозака» почти соприкасался с кузовом «Волги». Даже повернув голову, он все равно бы ничего не увидел, кроме металлического ободранного борта.

— Давай по-хорошему! — сказал Никон. — Ты возвращаешь деньги — и мы опять станем нежными друзьями. Хочешь, я скажу мальчикам и они ее сразу отпустят?

— Хочу!

Громкий шлепок, напоминающий удар материнской ладони по голой детской попке, и после небольшой секундной паузы истошный мужской крик:

— Сучка!

Глухой удар. Опять громкое дыхание, возня.

— Руки… Руки вяжи… Давай ее крестом, к поручням. И ноги тоже давай… Вот так, затягивай!..

— Сильная-то какая, тварюга!

— Сильная, зато симпатичная. Люблю сильных!