Александр Бородыня - Эмблема печали

— Вас это интересует?

В другом конце вагона раздавались истошные крики и удары, что-то сыпалось под звон колес и громко раскатывалось по полу.

— Эй! — сказал лысый, и рука его метнулась к кобуре.

В раскрытой двери купе стоял проводник. Плешивый, заспанный, он моргал мутными голубыми глазами, и слюнявые губы его шевелились. Рот проводника расплылся в багровый мягкий овал, глаза округлились. Лысый хотел уже выстрелить, но Мирный сделал знак, мол, не надо.

Проводник поправил обеими руками свою синюю мятую форму, можно было подумать, что он даже не понял грозящей опасности, и, потерев большим темным пальцем смешную бородавку у себя на носу, сказал:

— Чай пить будете?

— Жорж, ты будешь пить чай? — спросила журналистка, искривив губы в улыбке.

Писатель отрицательно покачал головой.

— Два стаканчика, будьте любезны! — сказал Мирный. — Или три? — он посмотрел на лысого.

— Нет! Руки заняты.

— Тогда два!

— То-то-ва-ри-щ!.. — прошептал писатель. — По-мо-ги-те!..

Но проводник уже исчез, двинувшись дальше по вагону.

— Сопля, — сказал Мирный и дал понюхать писателю ствол своего пистолета. — Детективы. Дерьмо, а с такой бабой живет.

— А он что? — спросил лысый. — В смысле проводник?

— Он больной человек, — объяснил Мирный. — Ничего не видит, кроме светофоров, чая и постельного белья. Он даже не вспомнит ничего… Мы уже с ним работали. Алкоголик. Его показания ничего не стоят.

Проводник двигался по вагону, и действительно, ни в его походке, ни в выражении его лица не было ничего нового, необычного. Проводник просто разносил в положенное время чай. Дверь купе была чуть приоткрыта, и Алексей увидел проводника, наверное, минуты за три до того, как тот оказался перед ним.

— Вы можете связаться с начальником поезда? — шепотом спросил он.

— Пока нет! — почти беззвучно шевельнулись синеватые губы, и громко, на весь вагон, проводник продекламировал свое: — Чаю не желаете?

— Три стакана, пожалуйста! — так же громко отозвался Алексей.

Проводник кивнул. Он вовсе не был идиотом.

Долгое движение, которым Мирный поправил свою матросскую робу, все же выдало небольшое беспокойство. Время уходило и уходило, шансы на то, что пакет с героином все-таки будет найден, с каждой ушедшей минутой падали, и было совершенно понятно: если не удастся найти, то спросят с него. Не нашел — возмести. Если бы не травка, при подобном раскладе Мирный уже давно и без всякого смысла перекалечил бы своим тяжелым кулаком несколько человек, такое уже случалось. Но травка была хорошая, азиатская, крепенькая — она делала его почти добродушным.

Голая Маргарита все еще стояла у окна. Вид ее насмешил Мирного.

— Иди в купе! — сказал он.

Маргарита присела и осоловелыми глазами уставилась на Мирного.

— В купе! — Мирный растворил дверь и как мог вежливо попросил: — Извините, я к вам барышню подселю. А то замерзла в коридоре, бедняжка.

— Я не против! — приподнимаясь со своей полки, сказал Петр Петрович. Он протянул руку несчастной Маргарите и, втянув девушку внутрь купе, притворил дверь.

Когда дверь защелкнулась, Мирный сделал несколько шагов вдоль вагона, заглянул в другое купе и заулыбался. Тыча друг друга острыми голыми локтями и судорожно озираясь, командированные, будто наперегонки, застегивали брюки. Один из них, с третьего раза наконец застегнув ремень, возбужденно постукал ребром ладони о полумягкий коричневый край верхней полки, отчего пьяный, так и не разлепляя глаз, охнул во сне и тяжело повернулся на другой бок.

Если бы Мирный не отвернулся, он увидел бы то, что искал. Перевалившись на другой бок, пьяный перевернул мокрую от слюны и пота подушку. И из-под подушки выскользнул туго набитый целлофановый пакет.

В коридоре снова раздался истерический женский визг, колеса со звоном перешагнули прогнившую шпалу, и звука, с которым пакет шлепнулся на пол, никто не уловил. Возбужденные командированные, шепотом на ухо друг другу жалуясь, даже не заметили маленького происшествия.

— Сеня, а почему ты этого не обыскал? Он с ними вместе ехал? — спросил Коша, останавливаясь рядом и указывая на закрытую дверь, за которой находился теперь Петр Петрович. — По-моему, нужно дядю еще раз как следует тряхнуть.

— Не нужно.

— Что так? Есть причина?

— У него на пиджаке лилия! — негромко сказал Мирный. — Ты про лилию слышал?

— Правильно! — сказал Коша. — Если лилия, конечно, не надо. Не будем его допрашивать.