Александр Бородыня - Эмблема печали

— Я ей верю, — сказал Абдулла. — Коша, давай не будем ее больше обыскивать?

— Не будем! — согласился Коша. — Вообще правильно, женщинам надо иногда верить. Хотя бы через раз.

Трое голых командированных сидели на нижней полке рядком и, будто по команде «равняйсь», смотрели в окно купе. Абдулла перекапывал чемоданы, ломая замки и работая ножом в случае малейшего затруднения.

— Выпивали… — сказал он, когда Коша появился в дверях. — Выпивали и закусывали. Красавцы! — Он обвел в воздухе контур одного из командированных острием ножа. — Ты смотри, какие красавцы!

— Действительно симпатичные ребята! — согласился Коша. — А в чем проблема?

— А вот проблема! — кончик ножа указал на верхнюю полку. С верхней полки свешивалась опухшая рука, оттуда раздавался свистящий мощный храп. — Что с этим делать будем?

— Будем просыпаться! — сказал Коша и убрал свой пистолет в кобуру. Он шагнул внутрь купе. — Мужик, ку-ку! — И уже громко произнес в самое ухо спящему: — Приехали!

— Куда? — поинтересовался тот, не открывая глаз. И тут же шумно перевалился на другой бок, закрывая ухо фиолетовой ладонью. — Замерз я! — прошипел он в мокрую подушку. — Сам наливай, я отдохнуть хочу…

— Наливай! — очень-очень тихо вздохнул один из голых.

Абдулла взял бутылку и высосал один глоток. Закусил с хрустом. Показал бутылку Коше:

— Ты как?

— Оставь! — махнул рукой Коша. — Пошли, дальше посмотрим.

После криков и возни в вагоне стало почти тихо. Только звонко громыхали на стыках колеса.

Приложив ухо к двери своего купе, Алексей напряженно прислушивался. Бородач хотел что-то сказать, но Алексей знаком остановил его.

— Что там? — после продолжительной паузы все-таки спросила шепотом Лида.

— Кажется, они вошли туда. В то купе, где спрятан пакет.

— Ну?

— По-моему, не нашли. Точно, не нашли ничего. Двинули дальше.

— Плохо! — сказал бородач.

— Почему же плохо? — удивилась Лида.

— Если б нашли, отвязались бы от остальных! — сказал бородач. Он опять перебирал струны своей гитары. — Честное слово, братцы, надоела мне вся эта петрушка.

— Если они не нашли, значит, это должны сделать мы! — сказал Алексей.

— И как ты себе это представляешь? Как ты в коридор выйдешь? Сразу пристрелят!

Бородач скованно улыбнулся и хотел уже с силой ударить по струнам, но Алексей перехватил его руку:

— Погоди, не сейчас. Попозже. Ты их отвлечешь, а я попробую выйти!

— И как же я их отвлекать буду? — спросил бородач, ему явно надоело бояться, и он смотрел на Алексея даже с любопытством.

— Какую-нибудь блатную песенку погромче нужно! Они все укуренные, точно среагируют.

Бородач отрицательно качнул головой.

— Какую блатную-то?

— Да все, что в голову придет. Только нужно распахнуть дверь и как можно громче… В полный голос.

— В полный голос — это сколько угодно, я люблю громко спеть, для благодарной публики. Но только что петь? Какой у нас будет репертуар?

Алексей снова прикладывал ухо к двери.

— Да я же говорю, все равно… Ну, не знаю. Высоцкого… Окуджаву! Все равно!

— Когда начало концерта? — спросил бородач.

— Я скажу! — Алексей очень осторожно надавил на ручку, чуть-чуть приоткрыл дверь и выглянул в коридор. — По крайней мере не сейчас!

Коша стоял посреди коридора, когда дверь со стороны рабочего тамбура распахнулась и появился Мирный, из-за спины Мирного высовывалась ухмыляющаяся физиономия лысого.

Прежде чем приступить к обыскам, Мирный счел необходимым проверить, хорошо ли заперты переходные тамбуры, и провозился с замком довольно долго. Откинув ковровую дорожку, он дернул за кольцо и распахнул находящийся под вагоном ящик для белья. О существовании такого ящика мало кому известно, но у Мирного был некоторый опыт. В подобный ящик прекрасно помещался живой человек, также при необходимости в него можно было спрятать до четырех трупов. Ящик был совершенно пуст, но чтобы убедиться в этом, Мирный опустился на колени и сунул вниз голову, посветил зажженной спичкой. Поднялся, отряхнул ладони, выматерился.

В коридоре как-то слишком одинаково, каждая возле своего окна, стояли две девицы. Одна совершенно голая, другая в разорванном халате. Обе спинами. Обе спины дрожали. Это не могло не насмешить.

Зачем-то поскоблив ногтем римское золотое «два», нарисованное на двери купе, лысый приложил палец к губам, предлагая Мирному, прежде чем войти, сначала послушать. Действительно, за дверью раздавались довольно громкие голоса.