Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

— Чепуха к-какая-то! — поморщился майор.

— Десять баксов! — не согласился с ним Богдан. — Я эту бодягу написал за полчаса! И мне за нее заплатили десять баксов! И предложили еще что-нибудь написать. Я понял: вот оно! Сижу дома, не суечусь, сам себе хозяин, и за полчаса работы — получи свои десять баксов! Я истории эти писал чуть ли не левой ногой. Газет таких, которые эту ахинею печатают, — море. Так что пиши и радуйся.

— А не п-противно? — хмуро спросил майор.

— Слушай, ты, аристократ! — поморщился Богдан. — Когда ты бомжа вонючего в воронок милицейский заталкиваешь, а с него вши на тебя с присвистом перепрыгивают — ты думаешь, у тебя работа лучше-чище-благородней, чем моя?

Майор поиграл желваками, но смолчал.

— То-то же! — удовлетворенно сказал Богдан. — В общем, забавлялся я, как хотел. Не могу сказать, что был счастлив, но в целом мне нравилось. Дальше ведь еще легче все оказалось. Это я сначала что-то там придумывал, а потом нужная информация как-то сама собою поперла. То письма в редакцию идут, где читатели про известные им страсти рассказывают, то кто-нибудь, с кем разговоришься и скажешь, где работаешь, какую-нибудь такую историю преподнесет из своей жизни или жизни своих далеких родственников, что потом остается только все это правильно записать, какие-нибудь там фенечки придумать, чтобы позанятнее было и пострашнее. И историй этих я уже наплодил целый миллион. И тут вдруг началась какая-то фигня. Я даже не могу сказать, когда на это обратил внимание. Понимаешь, читаю я все эти письма, пишу свои истории, у меня этих историй накопилось множество, но когда их не одна, не две, не десять, а именно что миллион, ты вдруг обнаруживаешь, что не все они одинаковые. Открой любую из этих газет для убогих, загляни, где реклама напечатана. Магистр черной магии, профессор Всемирной Академии Парапсихологии, народная целительница белая колдунья баба Глаша. Вранье и вздор, и любого из этих экстрасенсов надо за мошенничество сажать, да у ментов никак руки не доходят, хотя всем понятно, что там к чему, в том числе и мне. И вот я с таким отношением ко всей этой ахинее вдруг обнаруживаю, что некоторые истории не вписываются в эту картину всеобщего вранья, что из тысячи историй про то, как женщине любимого приворожили и ей вышло счастье, или про то, как на сеансе массового гипноза сто пятьдесят слепых разом прозрели, а еще двести калек бросили костыли и пошли — на тысячу этих историй есть одна или две, в которые ты можешь верить, можешь не верить, а все же там что-то было.

Богдан раскрыл одну их своих тетрадей, зашуршал перелистываемыми страницами.

— Я натыкался на истории, которым нет объяснения, но которые действительно происходили. Я стал их записывать. Они все у меня вот здесь, в этих тетрадях. Сложность в чем? — спросил Богдан и посмотрел на майора, но не стал ждать от того ответа, а ответил сам. — Сложность в том, что все слишком зыбко и неконкретно. Много непонятного и много тумана, и в этом тумане слишком много призраков и мало материального, которое можно потрогать руками, оценить и предъявить как доказательство. Вот хоть с Кривулей этой. Приходит к ней женщина и жалуется, что не может забеременеть. А Кривуля ей якобы говорит: ты с этим не забеременеешь, ты с другим забеременеешь, когда первого поменяешь на второго. Женщина думает, что ей напророчили развод и уходит, обиженная. Никто ей ничего другого не напророчил, кроме того, что мужик у нее будет другой. И вот проходит год, ее мужа застрелили. И она говорит: это бабка напророчила, еще год назад она мне это сказала. Да не говорила бабка ей ничего такого! Бабка сказала этой бедолаге какие-то непонятные слова, толкуй их, как понимаешь, а понять там на самом деле ничего невозможно. Но прошел год, она вдова, и вот ей те слова вспомнились, и уже оказывается, что речь шла не про развод, а про смерть. И бабка у нас теперь получается стопроцентно ясновидящая. Со слов вдовы, у которой просто крыша поехала. В общем, история, каких миллион, и каких я сам придумал без счета. И все равно меня в этой истории что-то цепляет, да? Потому что вдове сейчас байки придумывать некогда, вдова у нас в скорби, и как хочешь ты бабкины слова толкуй, но все-таки бабка год назад что-то сказала, верно? Фигня это все? Да? Блажит вдова? Ладно, пускай так. И тут ко мне приходишь ты, и тебя вроде как та же самая бабка сглазила. Так бывает? Нет! Но вот ты сидишь передо мной и ни одного слова не можешь нормально сказать, заикаешься. И что я должен думать?