— Я не такой дурак, — хихикнул Зиновий. — Я не стану опровергать очевидное. Просто вы неправильно поняли мои мотивы.
— Да неужели? Может, просветишь нас относительно твоих мотивов? — усмехнулся Лев.
— Охотно. Я заманил актера Девайкина сюда потому, что хотел получить убойный репортаж. Я решил сымитировать почерк серийного убийцы, чтобы иметь возможность написать о нем в единственном лице. Свора журналистов, пишущих об одном и том же, это не тот уровень, о котором я мечтал. Эксклюзивный материал, вот что я хотел получить, но и только. Я не собирался по-настоящему убивать его. Сделал бы пару снимков, а потом позвонил бы в полицию и сообщил о новом преступлении Подмосковного маньяка.
— Врет! Он все врет! — вырываясь вперед, закричал Девайкин. — Он и есть Подмосковный маньяк! Он сам это сказал!
Бойцы ОМОНа успели снять с него пленку, и теперь он жаждал отмщения.
— И снова неправда. Что он слышал? — гаденько улыбаясь, проговорил Топырин. — Он был без сознания и даже не видел, кто именно на него напал. Все, что он мог видеть, — это то, как я склонился над ним. Но что я собирался сделать, убить или спасти, этого он знать не может. Он был в состоянии аффекта, поэтому первого человека, которого он увидел после того, как пришел в себя, принял за убийцу. Будь на моем месте вы, полковник, он и вас мог принять за преступника.
— Быть может, он и не слышал, — вступил в разговор Крячко, — зато я слышал достаточно.
— Сколько же раз мне повторять одно и то же! — Топырин даже обиделся. — Ну, слышали вы что-то, и что с того? Ваше слово против моего, а доказательств-то нет! И вы знаете об этом не хуже меня. Вспомните, вы уже раз пытались обвинить меня в убийстве. Даже обыск в квартире устроили и соседям докучали, пытаясь найти подтверждение тому, чего не было. Удалось вам меня разоблачить? Нет и еще раз нет! Пока маньяк расправлялся с той девкой, что кричала на каждом углу о равных правах для всяких педиков, я сидел дома и смотрел футбол. И доказать обратное вы не в силах.
— Теперь не прав ты, — заметил Гуров. — Смешно, что упомянул именно тот случай.
— Чем же он смешон? — продолжал улыбаться Топырин.
— Тем, что Елизавету Трунову тебе убить не удалось. Она жива и готова давать показания.
— Жива? Вы блефуете. — Было видно, что известие ошеломило Топырина. — Я вам не верю!
— Почему? Потому что нашему свидетелю есть что сказать, верно? Потому что ты не мог держать язык за зубами и выложил ей подробности убийства фермера Заборина и хирурга Дрозинского, а теперь пытаешься вспомнить, как много тогда наговорил?
— Хотите сказать, я был настолько беспечен, что позволил ей лицезреть меня? — Топырин пытался выяснить, что известно полиции, и Гуров это прекрасно понял.
— Что, наконец-то стало страшно? — вкрадчиво спросил он. — Почувствовал, что земля горит под ногами, а бежать некуда? Если так, то твои ощущения верны. Елизавета Трунова видела убийцу. И слышала его бахвальство. Для того, чтобы засадить тебя за решетку пожизненно, хватит и ее показаний.
И тут Зиновий засмеялся. Эхо разносило смех по зданию, придавая ему зловещий оттенок. Гуров ждал. Успокоившись, Топырин снова заговорил:
— А ведь вы меня чуть не провели, полковник. Хорошая работа, чувствуется рука профессионала. Жаль, не очень чистая. Но, отдавая должное вашей хитрости, скажу сразу: не верю ни одному слову. Пояснить почему?
— Это необязательно, — ответил Гуров, уже понимая, как Топырин догадался, что слова его лишь блеф. Не нужно было говорить, что девушка видела его. Это было лишним и неправдоподобным. Случись так, Зиновия взяли бы гораздо раньше, на другой день после убийства.
— А я все же поясню. — Теперь Топырин говорил более уверенно. — Если бы ваша дражайшая девица действительно видела лицо маньяка, он был бы уже за решеткой и мы сейчас не находились бы за сто пятьдесят верст от своих уютных квартирок. Ни один из нас.
— Твои предположения неверны, — заговорил Крячко. — Елизавета видела тебя и слышала твой голос, это правда. А не провели опознание потому, что она психологически надломлена. Это ты своими гнусными действиями довел ее до такого состояния. Врачи рекомендовали ей покой, но не сомневайся, еще день-другой, и она придет в норму, а когда это произойдет, тебе крышка!
Выслушав его, Топырин лишь ухмыльнулся и спокойно произнес:
— И снова мы в исходной точке. Кроме настоящего недоразумения с дорогим моему сердцу актером предъявить мне вам нечего. Меня пожурят и отпустят. Может быть, назначат условный срок. В худшем случае, назначат психиатрическое освидетельствование и признают недееспособным.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу