Наталья Солнцева - Лабиринт Ворона

– Может, и не было никакого лешего, – пробормотал Матвей.

Астра восприняла его слова как должное. Не одна «заморская демоница» знала тайные магические приемы друидов. Шотландцы Брюсы тоже владели древними знаниями… На всякое коварство умели управу найти.

– А что Софья? Сильно убивалась? – спросил он.

– Царевна увидела в том дурное предзнаменование. Затворилась в светелке, давай гадать на заговоренной воде, как покойная иноземка учила. Налила в серебряный кубок ключевой водицы, зашептала заклинания на непонятном языке, наклонилась, поднесла свечу… и узрела собственную злую долю… Отшатнулась, застонала глухо, бросила на воду черный платок и заплакала горько, прощаясь с волей, с проклятым царским венцом…

Матвей зевал на школьных уроках истории, делал из тетрадных листков самолетики и запускал на парты девчонкам. На крыльях самолетиков он писал заветное слово – «любовь». Девчонки хихикали, оглядывались, искали глазами воздыхателя. А он делал невозмутимый вид. Притворялся, что внимательно слушает учителя… Но чем закончился Стрелецкий бунт, он помнил из фильмов, из прочитанных позднее книг. Зачинщики сложили головы на плахе, царевну Софью ее братец, будущий император Петр I, приказал заключить в Новодевичий монастырь. Печальный конец дворцового заговора…

Юный Яков Брюс вместе с потешным войском встал на сторону гонимого наследника и не прогадал. Петр, придя к власти, не забыл преданности своих «волчат» – обласкал, наделил должностями, званиями, приблизил к трону. На кого еще он мог опереться в противостоянии боярам, глухому ропоту толпы, всему косному, застарелому, что связывало ему руки? Далеко улетел помыслами новый царь, высоко вознесся в мечтах своих…

– А что за гиперборейское зеркало?

– Тэфана объяснила, что так назывались небольшие гладко отполированные диски из неизвестного материала, которыми пользовались оракулы делосского [19] Делос (Дилос) – остров в Эгейском море, крупный религиозный центр, где во времена Древней Греции располагалось святилище Аполлона. и дельфийского [20] Дельфы – древнегреческий город, где находился прославленный Дельфийский оракул. Считалось, что в Дельфах расположен центр Вселенной. храмов. Сами диски ничего не отражали. Но если их ставили определенным образом – друг напротив друга, – то на каком-то из них появлялось изображение лабиринта. Оракул блуждал взглядом по лабиринту, и его предсказания зависели от того, куда он попадал: в центр или в тупик. Жрецы Аполлона умели с помощью гиперборейских зеркал не только узнавать будущее, но и менять его…

Ольшевский втянулся в интригу, которая завязалась столетия тому назад. Он засыпал и просыпался с мыслями о Сьюзи. Призрак этой давно умершей женщины преследовал его во сне и наяву.

– Я вас не узнаю, сударь, – озабоченно бормотал Варгушев, когда они случайно сталкивались в парадном или во дворе. – Осунулись, глаза красные. Вы больны! У вас определенно горячка! Зайдите-ка вечерком ко мне, я достал по случаю настоящий чай. Аромат – божественный! Посидим, поболтаем…

– Некогда, – отмахивался взъерошенный сосед. – Потом как-нибудь! Простите…

– Сумасшедший… И немудрено. Революция ломает не только монархию, но и психику…

Доктор, ярый противник курения, где-то раздобыл табак и делал самокрутки, как его научили солдаты в госпитале. Затягиваясь, он долго, с надрывом кашлял и вытирал выступившие слезы. Это развлекало его.

Московские улицы дышали зноем. Скверы и парки начинали желтеть. Ветер носил по пыльным мостовым обрывки прокламаций, окурки, опавшие листья и лузгу от семечек. Надвигалась осень. Подмосковные дачи опустели намного раньше, чем обычно. С наступлением сумерек обыватели боялись высунуть нос из своих домов. То там, то тут возникали стихийные митинги, которые нередко заканчивались потасовками…

Эта реальная жизнь казалась Ольшевскому сущей бессмыслицей. Он совершенно остыл к ней. Его занимали события, которые ни в коей мере не могли его касаться… однако выходило наоборот. Он боялся, что сладкое наваждение, навеянное письмами прелестной Сьюзи, рассеется, и его снова окружат грубые революционные будни.

«Она, должно быть, необыкновенно красива, – думал он, представляя себе большие темные глаза, тонкий овал лица, маленькие яркие губы, нервный изгиб бровей и густую черную шевелюру, упрятанную под убрус [21] Убрус – здесь старинное название платка. . – И необыкновенно отважна! Посвящена во что-то значительное…»